его же вы не говорили прежде?
- Да я не умела как и сказать, - улыбнулась она, - то есть я и сумела
бы, - улыбнулась она опять, - но как-то становилось все совестно... потому
что я действительно вначале вас только для этого "привлекала", как вы
выразились, ну а потом мне очень скоро стало противно... и надоело мне все
это притворство, уверяю вас! - прибавила она с горьким чувством, - да и все
эти хлопоты тоже!
- И почему, почему бы вам не спросить тогда прямехоньким образом? Так
бы и сказали: "Ведь ты знаешь про письмо, чего же ты притворяешься?" И я бы
вам тотчас все сказал, тотчас признался!
- Да я вас... боялась немного. Признаюсь, я тоже вам и не Доверяла. Да
и вправду: если я хитрила, то ведь и вы тоже, - прибавила она, усмехнувшись.
- Да, да, я был недостоин! - вскричал я пораженный. - О, вы еще не
знаете всех бездн моего падения!
- Ну уж и бездн! Узнаю ваш слог, - тихо улыбнулась она. - Это письмо, -
прибавила она грустно, - было самым грустным и легкомысленным поступком моей
жизни. Сознание об этом поступке было мне всегдашним укором. Под влиянием
обстоятельств и опасений я усумнилась в моем милом, великодушном отце. Зная,
что это письмо могло попасть... в руки злых людей... имея полные основания
так думать (с жаром произнесла она), я трепетала, что им воспользуются,
покажут папа... а на него это могло произвести чрезвычайное впечатление... в
его положении... на здоровье его... и он бы меня разлюбил... Да, - прибавила
она, смотря мне ясно в глаза и, вероятно, поймав на лету что-то в моем
взгляде, - да, я боялась тоже и за участь мою: я боялась, что он... под
влиянием своей болезни... мог лишить меня и своих милостей... Это чувство
тоже входило, но я, наверно, и тут перед ним виновата: он так добр и
великодушен, что, конечно, бы меня простил. Вот и все, что было. А что я так
поступила с вами, то так не надо было, - кончила она, опять вдруг
застыдившись. - Вы меня привели в стыд.
- Нет, вам нечего стыдиться! - вскричал я.
- Я действительно рассчитывала... на вашу пылкость... и сознаюсь в
этом, - вымолвила она потупившись.
- Катерина Николаевна! Кто, кто, скажите, заставляет вас делать такие
признания мне вслух? - вскрикнул я, как опьянелый, - ну что бы вам стоило
встать и в отборнейших выражениях, самым тонким образом доказать мне, как
дважды два, что хоть оно и было, но все-таки ничего не было, - понимаете,
как обыкновенно умеют у вас в высшем свете обращаться с правдой? Ведь я глуп
и груб, я бы вам тотчас поверил, я бы всему поверил от вас, что бы вы ни
сказали! Ведь вам бы ничего не стоило так поступить? Ведь не боитесь же вы
меня в самом деле? Как могли вы так добровольно унизиться перед выскочкой,
перед жалким подростком?
- В этом по крайней мере я не унизилась перед вами, - промолвила она с
чрезвычайным достоинством, по-видимому не поняв мое восклицание.
- О, напротив, напротив! я только это и кричу!..
- Ах, это было так дурно и так легкомысленно с моей стороны! -
воскликнула она, приподнимая к лицу свою руку и как бы стараясь закрыться
рукой, - мне стыдно было еще вчера, а потому я и была так не по себе, когда
вы у меня сидели... Вся правда в том, - прибавила она, - что теперь
обстоятельства мои вдруг так сошлись, что мне необходимо надо было узнать
наконец всю правду об участи этого несчастного письма, а то
- Да я не умела как и сказать, - улыбнулась она, - то есть я и сумела
бы, - улыбнулась она опять, - но как-то становилось все совестно... потому
что я действительно вначале вас только для этого "привлекала", как вы
выразились, ну а потом мне очень скоро стало противно... и надоело мне все
это притворство, уверяю вас! - прибавила она с горьким чувством, - да и все
эти хлопоты тоже!
- И почему, почему бы вам не спросить тогда прямехоньким образом? Так
бы и сказали: "Ведь ты знаешь про письмо, чего же ты притворяешься?" И я бы
вам тотчас все сказал, тотчас признался!
- Да я вас... боялась немного. Признаюсь, я тоже вам и не Доверяла. Да
и вправду: если я хитрила, то ведь и вы тоже, - прибавила она, усмехнувшись.
- Да, да, я был недостоин! - вскричал я пораженный. - О, вы еще не
знаете всех бездн моего падения!
- Ну уж и бездн! Узнаю ваш слог, - тихо улыбнулась она. - Это письмо, -
прибавила она грустно, - было самым грустным и легкомысленным поступком моей
жизни. Сознание об этом поступке было мне всегдашним укором. Под влиянием
обстоятельств и опасений я усумнилась в моем милом, великодушном отце. Зная,
что это письмо могло попасть... в руки злых людей... имея полные основания
так думать (с жаром произнесла она), я трепетала, что им воспользуются,
покажут папа... а на него это могло произвести чрезвычайное впечатление... в
его положении... на здоровье его... и он бы меня разлюбил... Да, - прибавила
она, смотря мне ясно в глаза и, вероятно, поймав на лету что-то в моем
взгляде, - да, я боялась тоже и за участь мою: я боялась, что он... под
влиянием своей болезни... мог лишить меня и своих милостей... Это чувство
тоже входило, но я, наверно, и тут перед ним виновата: он так добр и
великодушен, что, конечно, бы меня простил. Вот и все, что было. А что я так
поступила с вами, то так не надо было, - кончила она, опять вдруг
застыдившись. - Вы меня привели в стыд.
- Нет, вам нечего стыдиться! - вскричал я.
- Я действительно рассчитывала... на вашу пылкость... и сознаюсь в
этом, - вымолвила она потупившись.
- Катерина Николаевна! Кто, кто, скажите, заставляет вас делать такие
признания мне вслух? - вскрикнул я, как опьянелый, - ну что бы вам стоило
встать и в отборнейших выражениях, самым тонким образом доказать мне, как
дважды два, что хоть оно и было, но все-таки ничего не было, - понимаете,
как обыкновенно умеют у вас в высшем свете обращаться с правдой? Ведь я глуп
и груб, я бы вам тотчас поверил, я бы всему поверил от вас, что бы вы ни
сказали! Ведь вам бы ничего не стоило так поступить? Ведь не боитесь же вы
меня в самом деле? Как могли вы так добровольно унизиться перед выскочкой,
перед жалким подростком?
- В этом по крайней мере я не унизилась перед вами, - промолвила она с
чрезвычайным достоинством, по-видимому не поняв мое восклицание.
- О, напротив, напротив! я только это и кричу!..
- Ах, это было так дурно и так легкомысленно с моей стороны! -
воскликнула она, приподнимая к лицу свою руку и как бы стараясь закрыться
рукой, - мне стыдно было еще вчера, а потому я и была так не по себе, когда
вы у меня сидели... Вся правда в том, - прибавила она, - что теперь
обстоятельства мои вдруг так сошлись, что мне необходимо надо было узнать
наконец всю правду об участи этого несчастного письма, а то