ою, - но нам нельзя уже более видеться как прежде и, и...
верно, вы это понимаете?
- Нельзя?
- Нельзя, долго нельзя... в этом уж я виновата... Я вижу, что это
теперь совсем невозможно... Мы будем встречаться иногда у папа...
"Вы боитесь "пылкости" моих чувств, вы не верите мне?" - хотел было я
вскричать; но она вдруг так предо мной застыдилась, что слова мои сами не
выговорились.
- Скажите, - вдруг остановила она меня уже совсем у дверей, - вы сами
видели, что... то письмо... разорвано? Вы хорошо это запомнили? Почему вы
тогда узнали, что это было то самое письмо к Андроникову?
- Крафт мне рассказал его содержание и даже показал мне его...
Прощайте! Когда я бывал у вас в кабинете, то робел при вас, а когда вы
уходили, я готов был броситься и целовать то место на полу, где стояла ваша
нога... - проговорил я вдруг безотчетно, сам не зная как и для чего, и, не
взглянув на нее, быстро вышел.
Я пустился домой; в моей душе был восторг. Все мелькало в уме, как
вихрь, а сердце было полно. Подъезжая к дому мамы, я вспомнил вдруг о
Лизиной неблагодарности к Анне Андреевне, об ее жестоком, чудовищном слове
давеча, и у меня вдруг заныло за них всех сердце! "Как у них у всех жестко
на сердце! Да и Лиза, что с ней?" - подумал я, став на крыльцо.
Я отпустил Матвея и велел приехать за мной, ко мне на квартиру в девять
часов.
Глава пятая
I.
К обеду я опоздал, но они еще не садились и ждали меня. Может быть,
потому, что я вообще у них редко обедал, сделаны были даже кой-какие особые
прибавления: явились на закуску сардины и проч. Но к удивлению моему и к
горю, я застал всех чем-то как бы озабоченными, нахмуренными: Лиза едва
улыбнулась, меня завидя, а мама видимо беспокоилась; Версилов улыбался, но с
натуги. "Уж не поссорились ли?" - подумалось мне. Впрочем, сначала все шло
хорошо: Версилов только поморщился немного на суп с клецками и очень
сгримасничал, когда подали зразы:
- Стоит только предупредить, что желудок мой такого-то кушанья не
выносит, чтоб оно на другой же день и явилось, - вырвалось у него в досаде.
- Да ведь что ж, Андрей Петрович, придумать-то? Никак не придумаешь
нового-то кушанья никакого, - робко ответила мама.
- Твоя мать - совершенная противоположность иным нашим газетам, у
которых что ново, то и хорошо, - хотел было сострить Версилов но игривее и
подружелюбнее; но у него как-то не вышло, и он только пуще испугал маму,
которая, разумеется, ничего не поняла в сравнении ее с газетами и озиралась
с недоумением. В эту минуту вошла Татьяна Павловна и, объявив, что уж
отобедала, уселась подле мамы на диване.
Я все еще не успел приобрести расположения этой особы; даже, напротив,
она еще пуще стала на меня нападать за все про все. Особенно усилилось ее
неудовольствие на меня за последнее время: она видеть не могла моего
франтовского платья, а Лиза передавала мне, что с ней почти случился
припадок, когда она узнала, что у меня лихач-извозчик. Я кончил тем, что по
возможности стал избегать с ней встречи. Два месяца назад, после отдачи
наследства, я было забежал к ней поболтать о поступке Версилова, но не
встретил ни малейшего сочувствия; напротив, она была страшно обозлена: ей
очень не понравилось, что отдано все, а не половина; мне же она резко тогда
заметила:
- Бьюсь об за
верно, вы это понимаете?
- Нельзя?
- Нельзя, долго нельзя... в этом уж я виновата... Я вижу, что это
теперь совсем невозможно... Мы будем встречаться иногда у папа...
"Вы боитесь "пылкости" моих чувств, вы не верите мне?" - хотел было я
вскричать; но она вдруг так предо мной застыдилась, что слова мои сами не
выговорились.
- Скажите, - вдруг остановила она меня уже совсем у дверей, - вы сами
видели, что... то письмо... разорвано? Вы хорошо это запомнили? Почему вы
тогда узнали, что это было то самое письмо к Андроникову?
- Крафт мне рассказал его содержание и даже показал мне его...
Прощайте! Когда я бывал у вас в кабинете, то робел при вас, а когда вы
уходили, я готов был броситься и целовать то место на полу, где стояла ваша
нога... - проговорил я вдруг безотчетно, сам не зная как и для чего, и, не
взглянув на нее, быстро вышел.
Я пустился домой; в моей душе был восторг. Все мелькало в уме, как
вихрь, а сердце было полно. Подъезжая к дому мамы, я вспомнил вдруг о
Лизиной неблагодарности к Анне Андреевне, об ее жестоком, чудовищном слове
давеча, и у меня вдруг заныло за них всех сердце! "Как у них у всех жестко
на сердце! Да и Лиза, что с ней?" - подумал я, став на крыльцо.
Я отпустил Матвея и велел приехать за мной, ко мне на квартиру в девять
часов.
Глава пятая
I.
К обеду я опоздал, но они еще не садились и ждали меня. Может быть,
потому, что я вообще у них редко обедал, сделаны были даже кой-какие особые
прибавления: явились на закуску сардины и проч. Но к удивлению моему и к
горю, я застал всех чем-то как бы озабоченными, нахмуренными: Лиза едва
улыбнулась, меня завидя, а мама видимо беспокоилась; Версилов улыбался, но с
натуги. "Уж не поссорились ли?" - подумалось мне. Впрочем, сначала все шло
хорошо: Версилов только поморщился немного на суп с клецками и очень
сгримасничал, когда подали зразы:
- Стоит только предупредить, что желудок мой такого-то кушанья не
выносит, чтоб оно на другой же день и явилось, - вырвалось у него в досаде.
- Да ведь что ж, Андрей Петрович, придумать-то? Никак не придумаешь
нового-то кушанья никакого, - робко ответила мама.
- Твоя мать - совершенная противоположность иным нашим газетам, у
которых что ново, то и хорошо, - хотел было сострить Версилов но игривее и
подружелюбнее; но у него как-то не вышло, и он только пуще испугал маму,
которая, разумеется, ничего не поняла в сравнении ее с газетами и озиралась
с недоумением. В эту минуту вошла Татьяна Павловна и, объявив, что уж
отобедала, уселась подле мамы на диване.
Я все еще не успел приобрести расположения этой особы; даже, напротив,
она еще пуще стала на меня нападать за все про все. Особенно усилилось ее
неудовольствие на меня за последнее время: она видеть не могла моего
франтовского платья, а Лиза передавала мне, что с ней почти случился
припадок, когда она узнала, что у меня лихач-извозчик. Я кончил тем, что по
возможности стал избегать с ней встречи. Два месяца назад, после отдачи
наследства, я было забежал к ней поболтать о поступке Версилова, но не
встретил ни малейшего сочувствия; напротив, она была страшно обозлена: ей
очень не понравилось, что отдано все, а не половина; мне же она резко тогда
заметила:
- Бьюсь об за