клад, ты уверен, что он и деньги отдал и на дуэль вызывал,
единственно чтоб поправиться в мнении Аркадия Макаровича.
И ведь почти она угадала: в сущности я что-то в этом роде тогда
действительно чувствовал.
Я тотчас понял, только что она вошла, что она непременно на меня
накинется; даже был немножко уверен, что она, собственно, для этого и
пришла, а потому я стал вдруг необыкновенно развязен; да и ничего мне это не
стоило, потому что я все еще, с давешнего, продолжал быть в радости и в
сиянии. Замечу раз навсегда, что развязность никогда в жизни не шла ко мне,
то есть не была мне к лицу, а, напротив, всегда покрывала меня позором. Так
случилось и теперь: я мигом проврался; без всякого дурного чувства, а чисто
из легкомыслия; заметив, что Лиза ужасно скучна, я вдруг брякнул, даже и не
подумав о том, что говорю:
- В кои-то веки я здесь обедаю, и вот ты, Лиза, как нарочно, такая
скучная!
- У меня голова болит, - ответила Лиза.
- Ах, боже мой, - вцепилась Татьяна Павловна, - что ж, что больна?
Аркадий Макарович изволил приехать обедать, должна плясать и веселиться.
- Вы решительно - несчастье моей жизни, Татьяна Павловна; никогда не
буду при вас сюда ездить! - и я с искренней досадой хлопнул ладонью по
столу; мама вздрогнула, а Версилов странно посмотрел на меня. Я вдруг
рассмеялся и попросил у них прощения.
- Татьяна Павловна, беру слово о несчастье назад, - обратился я к ней,
продолжая развязничать.
- Нет, нет, - отрезала она, - мне гораздо лестнее быть твоим
несчастьем, чем наоборот, будь уверен.
- Милый мой, надо уметь переносить маленькие несчастия жизни, -
промямлил, улыбаясь, Версилов, - без несчастий и жить не стоит.
- Знаете, вы - страшный иногда ретроград, - воскликнул я, нервно
смеясь.
- Друг мой, это наплевать.
- Нет, не наплевать! Зачем вы ослу не говорите прямо, когда он - осел?
- Уж ты не про себя ли? Я, во-первых, судить никого не хочу и не могу.
- Почему не хотите, почему не можете?
- И лень, и претит. Одна умная женщина мне сказала однажды, что я не
имею права других судить потому, что "страдать не умею", а чтобы стать
судьей других, надо выстрадать себе право на суд. Немного высокопарно, но в
применении ко мне, может, и правда, так что я даже с охотой покорился
суждению.
- Да неужто ж это Татьяна Павловна вам сказала? - воскликнул я.
- А ты почему узнал? - с некоторым удивлением взглянул Версилов.
- Да я по лицу Татьяны Павловны угадал; она вдруг так дернулась.
Я угадал случайно. Фраза эта действительно, как оказалось потом,
высказана была Татьяной Павловной Версилову накануне в горячем разговоре. Да
и вообще, повторяю, я с моими радостями и экспансивностями налетел на них
всех вовсе не вовремя: у каждого из них было свое, и очень тяжелое.
- Ничего я не понимаю, потому что все это так отвлеченно; и вот черта:
ужасно как вы любите отвлеченно говорить, Андрей Петрович; это -
эгоистическая черта; отвлеченно любят говорить одни только эгоисты.
- Неглупо сказано, но ты не приставай.
- Нет, позвольте, - лез я с экспансивностями, - что значит "выстрадать
право на суд"? Кто честен, тот и судья - вот моя мысль.
- Немного же ты в таком случае наберешь судей.
- Одного уж я знаю.
- Кого это?
- Он теперь сидит и говорит со мной.
единственно чтоб поправиться в мнении Аркадия Макаровича.
И ведь почти она угадала: в сущности я что-то в этом роде тогда
действительно чувствовал.
Я тотчас понял, только что она вошла, что она непременно на меня
накинется; даже был немножко уверен, что она, собственно, для этого и
пришла, а потому я стал вдруг необыкновенно развязен; да и ничего мне это не
стоило, потому что я все еще, с давешнего, продолжал быть в радости и в
сиянии. Замечу раз навсегда, что развязность никогда в жизни не шла ко мне,
то есть не была мне к лицу, а, напротив, всегда покрывала меня позором. Так
случилось и теперь: я мигом проврался; без всякого дурного чувства, а чисто
из легкомыслия; заметив, что Лиза ужасно скучна, я вдруг брякнул, даже и не
подумав о том, что говорю:
- В кои-то веки я здесь обедаю, и вот ты, Лиза, как нарочно, такая
скучная!
- У меня голова болит, - ответила Лиза.
- Ах, боже мой, - вцепилась Татьяна Павловна, - что ж, что больна?
Аркадий Макарович изволил приехать обедать, должна плясать и веселиться.
- Вы решительно - несчастье моей жизни, Татьяна Павловна; никогда не
буду при вас сюда ездить! - и я с искренней досадой хлопнул ладонью по
столу; мама вздрогнула, а Версилов странно посмотрел на меня. Я вдруг
рассмеялся и попросил у них прощения.
- Татьяна Павловна, беру слово о несчастье назад, - обратился я к ней,
продолжая развязничать.
- Нет, нет, - отрезала она, - мне гораздо лестнее быть твоим
несчастьем, чем наоборот, будь уверен.
- Милый мой, надо уметь переносить маленькие несчастия жизни, -
промямлил, улыбаясь, Версилов, - без несчастий и жить не стоит.
- Знаете, вы - страшный иногда ретроград, - воскликнул я, нервно
смеясь.
- Друг мой, это наплевать.
- Нет, не наплевать! Зачем вы ослу не говорите прямо, когда он - осел?
- Уж ты не про себя ли? Я, во-первых, судить никого не хочу и не могу.
- Почему не хотите, почему не можете?
- И лень, и претит. Одна умная женщина мне сказала однажды, что я не
имею права других судить потому, что "страдать не умею", а чтобы стать
судьей других, надо выстрадать себе право на суд. Немного высокопарно, но в
применении ко мне, может, и правда, так что я даже с охотой покорился
суждению.
- Да неужто ж это Татьяна Павловна вам сказала? - воскликнул я.
- А ты почему узнал? - с некоторым удивлением взглянул Версилов.
- Да я по лицу Татьяны Павловны угадал; она вдруг так дернулась.
Я угадал случайно. Фраза эта действительно, как оказалось потом,
высказана была Татьяной Павловной Версилову накануне в горячем разговоре. Да
и вообще, повторяю, я с моими радостями и экспансивностями налетел на них
всех вовсе не вовремя: у каждого из них было свое, и очень тяжелое.
- Ничего я не понимаю, потому что все это так отвлеченно; и вот черта:
ужасно как вы любите отвлеченно говорить, Андрей Петрович; это -
эгоистическая черта; отвлеченно любят говорить одни только эгоисты.
- Неглупо сказано, но ты не приставай.
- Нет, позвольте, - лез я с экспансивностями, - что значит "выстрадать
право на суд"? Кто честен, тот и судья - вот моя мысль.
- Немного же ты в таком случае наберешь судей.
- Одного уж я знаю.
- Кого это?
- Он теперь сидит и говорит со мной.