то оригинальнее всего: эти
превосходные характеры умеют иногда чрезвычайно своеобразно озадачивать;
вообрази, Анна Андреевна вдруг огорошивает меня сегодня вопросом: "Люблю ли
я Катерину Николаевну Ахмакову или нет?"
- Какой дикий и невероятный вопрос! - вскричал я, опять ошеломленный. У
меня даже замутилось в глазах. Никогда еще я не заговаривал с ним об этой
теме, и - вот он сам...
- Чем же она формулировала?
- Ничем, мой друг, совершенно ничем; табакерка заперлась тотчас же и
еще пуще, и, главное, заметь, ни я не допускал никогда даже возможности
подобных со мной разговоров, ни она... Впрочем, ты сам говоришь, что ее
знаешь, а потому можешь представить, как к ней идет подобный вопрос... Уж не
знаешь ли ты чего?
- Я так же озадачен, как и вы. Любопытство какое-нибудь, может быть,
шутка?
- О, напротив, самый серьезный вопрос, и не вопрос, а почти, так
сказать, запрос, и очевидно для самых чрезвычайных и категорических причин.
Не будешь ли у ней? Не узнаешь ли чего? Я бы тебя даже просил, видишь ли...
- Но возможность, главное - возможность только предположить вашу любовь
к Катерине Николаевне! Простите, я все еще не выхожу из остолбенения. Я
никогда, никогда не дозволял себе говорить с вами на эту или на подобную
тему...
- И благоразумно делал, мой милый.
- Ваши бывшие интриги и ваши сношения - уж конечно, эта тема между нами
неприлична, и даже было бы глупо с моей стороны; но я, именно за последнее
время, за последние дни, несколько раз восклицал про себя: что, если б вы
любили хоть когда-нибудь эту женщину, хоть минутку? - о, никогда бы вы не
сделали такой страшной ошибки на ее счет в вашем мнении о ней, как та,
которая потом вышла! О том, что вышло, - про то я знаю: о вашей обоюдной
вражде и о вашем отвращении, так сказать, обоюдном друг от друга я знаю,
слышал, слишком слышал, еще в Москве слышал; но ведь именно тут прежде всего
выпрыгивает наружу факт ожесточенного отвращения, ожесточенность неприязни,
именно нелюбви, а Анна Андреевна вдруг задает вам: "Любите ли?" Неужели она
так плохо рансеньирована? (5) Дикое что-то! Она смеялась, уверяю вас,
смеялась!
- Но я замечаю, мой милый, - послышалось вдруг что-то нервное и
задушевное в его голосе, до сердца проницающее, что ужасно редко бывало с
ним, - я замечаю, что ты и сам слишком горячо говоришь об этом. Ты сказал
сейчас, что ездишь к женщинам... мне, конечно, тебя расспрашивать как-то...
на эту тему, как ты выразился... Но и "эта женщина" не состоит ли тоже в
списке недавних друзей твоих?
- Эта женщина... - задрожал вдруг мой голос, - слушайте, Андрей
Петрович, слушайте: эта женщина есть то, что вы давеча у этого князя
говорили про "живую жизнь", - помните? Вы говорили, что эта "живая жизнь"
есть нечто до того прямое и простое, до того прямо на вас смотрящее, что
именно из-за этой-то прямоты и ясности и невозможно поверить, чтоб это было
именно то самое, чего мы всю жизнь с таким трудом ищем... Ну вот, с таким
взглядом вы встретили и женщину-идеал и в совершенстве, в идеале признали -
"все пороки"! Вот вам!
Читатель может судить, в каком я был исступлении.
- "Все пороки"! Ого! Эту фразу я знаю! - воскликнул Версилов. - И если
уж до того дошло, что тебе сообщена такая фраза, то уж не поздравить ли тебя
с чем? Это означает такую интимность между вами,
превосходные характеры умеют иногда чрезвычайно своеобразно озадачивать;
вообрази, Анна Андреевна вдруг огорошивает меня сегодня вопросом: "Люблю ли
я Катерину Николаевну Ахмакову или нет?"
- Какой дикий и невероятный вопрос! - вскричал я, опять ошеломленный. У
меня даже замутилось в глазах. Никогда еще я не заговаривал с ним об этой
теме, и - вот он сам...
- Чем же она формулировала?
- Ничем, мой друг, совершенно ничем; табакерка заперлась тотчас же и
еще пуще, и, главное, заметь, ни я не допускал никогда даже возможности
подобных со мной разговоров, ни она... Впрочем, ты сам говоришь, что ее
знаешь, а потому можешь представить, как к ней идет подобный вопрос... Уж не
знаешь ли ты чего?
- Я так же озадачен, как и вы. Любопытство какое-нибудь, может быть,
шутка?
- О, напротив, самый серьезный вопрос, и не вопрос, а почти, так
сказать, запрос, и очевидно для самых чрезвычайных и категорических причин.
Не будешь ли у ней? Не узнаешь ли чего? Я бы тебя даже просил, видишь ли...
- Но возможность, главное - возможность только предположить вашу любовь
к Катерине Николаевне! Простите, я все еще не выхожу из остолбенения. Я
никогда, никогда не дозволял себе говорить с вами на эту или на подобную
тему...
- И благоразумно делал, мой милый.
- Ваши бывшие интриги и ваши сношения - уж конечно, эта тема между нами
неприлична, и даже было бы глупо с моей стороны; но я, именно за последнее
время, за последние дни, несколько раз восклицал про себя: что, если б вы
любили хоть когда-нибудь эту женщину, хоть минутку? - о, никогда бы вы не
сделали такой страшной ошибки на ее счет в вашем мнении о ней, как та,
которая потом вышла! О том, что вышло, - про то я знаю: о вашей обоюдной
вражде и о вашем отвращении, так сказать, обоюдном друг от друга я знаю,
слышал, слишком слышал, еще в Москве слышал; но ведь именно тут прежде всего
выпрыгивает наружу факт ожесточенного отвращения, ожесточенность неприязни,
именно нелюбви, а Анна Андреевна вдруг задает вам: "Любите ли?" Неужели она
так плохо рансеньирована? (5) Дикое что-то! Она смеялась, уверяю вас,
смеялась!
- Но я замечаю, мой милый, - послышалось вдруг что-то нервное и
задушевное в его голосе, до сердца проницающее, что ужасно редко бывало с
ним, - я замечаю, что ты и сам слишком горячо говоришь об этом. Ты сказал
сейчас, что ездишь к женщинам... мне, конечно, тебя расспрашивать как-то...
на эту тему, как ты выразился... Но и "эта женщина" не состоит ли тоже в
списке недавних друзей твоих?
- Эта женщина... - задрожал вдруг мой голос, - слушайте, Андрей
Петрович, слушайте: эта женщина есть то, что вы давеча у этого князя
говорили про "живую жизнь", - помните? Вы говорили, что эта "живая жизнь"
есть нечто до того прямое и простое, до того прямо на вас смотрящее, что
именно из-за этой-то прямоты и ясности и невозможно поверить, чтоб это было
именно то самое, чего мы всю жизнь с таким трудом ищем... Ну вот, с таким
взглядом вы встретили и женщину-идеал и в совершенстве, в идеале признали -
"все пороки"! Вот вам!
Читатель может судить, в каком я был исступлении.
- "Все пороки"! Ого! Эту фразу я знаю! - воскликнул Версилов. - И если
уж до того дошло, что тебе сообщена такая фраза, то уж не поздравить ли тебя
с чем? Это означает такую интимность между вами,