а вы - Яго, то вы не могли бы лучше... впрочем,
я хохочу! Не может быть никакого Отелло, потому что нет никаких подобных
отношений. Да и как не хохотать! Пусть! Я все-таки верю в то, что бесконечно
меня выше, и не теряю моего идеала!.. Если это - шутка с ее стороны, то я
прощаю. Шутка с жалким подростком - пусть! Да ведь и не рядил же я себя ни
во что, а студент - студент все-таки был и остался, несмотря ни на что, в
душе ее был, в сердце ее был, существует и будет существовать! Довольно!
Послушайте, как вы думаете: поехать мне к ней сейчас, чтобы всю правду
узнать, или нет? Я говорил "хохочу", а у меня были слезы на глазах.
- Что ж? съезди, мой друг, если хочешь.
- Я как будто измарался душой, что вам все это пересказал. Не
сердитесь, голубчик, но об женщине, я повторяю это, - об женщине нельзя
сообщать третьему лицу; конфидент не поймет. Ангел и тот не поймет. Если
женщину уважаешь - не бери конфидента, если себя уважаешь - не бери
конфидента! Я теперь не уважаю себя. До свиданья; не прощу себе...
- Полно, мой милый, ты преувеличиваешь. Сам же ты говоришь, что "ничего
не было".
Мы вышли на канаву и стали прощаться.
- Да неужто ты никогда меня не поцелуешь задушевно, по-детски, как сын
отца? - проговорил он мне с странною дрожью в голосе. Я горячо поцеловал
его.
- Милый... будь всегда так же чист душой, как теперь.
Никогда в жизни я еще не целовал его, никогда бы я не мог вообразить,
что он сам захочет.
Глава шестая
I.
"Разумеется, ехать! - решил было я, поспешая домой, - сейчас же ехать.
Весьма вероятно, что застану ее дома одну; одну или с кем-нибудь - все
равно: можно вызвать. Она меня примет; удивится, но примет. А не примет, то
я настою, чтоб приняла, пошлю сказать, что крайне нужно. Она подумает, что
что-нибудь о документе, и примет. И узнаю все об Татьяне. А там... а там что
ж? Если я не прав, я ей заслужу, а если я прав, а она виновата, то ведь
тогда уж конец всему! Во всяком случае - конец всему! Что ж я проигрываю?
Ничего не проигрываю. Ехать! Ехать!"
И вот, никогда не забуду и с гордостью вспомяну, что я не поехал! Это
никому не будет известно, так и умрет, но довольно и того, что это мне
известно и что я в такую минуту был способен на благороднейшее мгновение!
"Это искушение, а я пройду мимо его, - решил я наконец, одумавшись, - меня
пугали фактом, а я не поверил и не потерял веру в ее чистоту! И зачем ехать,
о чем справляться? Почему она так непременно должна была верить в меня, как
я в нее, в мою "чистоту", не побояться "пылкости" и не заручиться Татьяной?
Я еще не заслужил этого в ее глазах. Пусть, пусть она не знает, что я
заслуживаю, что я не соблазняюсь "искушениями", что я не верю злым на нее
наветам: зато я сам это знаю и буду себя уважать за это. Уважать свое
чувство. О да, она допустила меня высказаться при Татьяне, она допустила
Татьяну, она знала, что тут сидит и подслушивает Татьяна (потому что та не
могла не подслушивать), она знала, что та надо мной смеется, - это ужасно,
ужасно! Но... но ведь - если невозможно было этого избежать? Что ж она могла
сделать в давешнем положении и как же ее за это винить? Ведь налгал же я ей
давеча сам про Крафта, ведь обманул же и я ее, потому что невозможно было
тоже этого избежать, и я невольно, невинно налгал. Боже мой! - воскликнул я
вдруг, мучительно
я хохочу! Не может быть никакого Отелло, потому что нет никаких подобных
отношений. Да и как не хохотать! Пусть! Я все-таки верю в то, что бесконечно
меня выше, и не теряю моего идеала!.. Если это - шутка с ее стороны, то я
прощаю. Шутка с жалким подростком - пусть! Да ведь и не рядил же я себя ни
во что, а студент - студент все-таки был и остался, несмотря ни на что, в
душе ее был, в сердце ее был, существует и будет существовать! Довольно!
Послушайте, как вы думаете: поехать мне к ней сейчас, чтобы всю правду
узнать, или нет? Я говорил "хохочу", а у меня были слезы на глазах.
- Что ж? съезди, мой друг, если хочешь.
- Я как будто измарался душой, что вам все это пересказал. Не
сердитесь, голубчик, но об женщине, я повторяю это, - об женщине нельзя
сообщать третьему лицу; конфидент не поймет. Ангел и тот не поймет. Если
женщину уважаешь - не бери конфидента, если себя уважаешь - не бери
конфидента! Я теперь не уважаю себя. До свиданья; не прощу себе...
- Полно, мой милый, ты преувеличиваешь. Сам же ты говоришь, что "ничего
не было".
Мы вышли на канаву и стали прощаться.
- Да неужто ты никогда меня не поцелуешь задушевно, по-детски, как сын
отца? - проговорил он мне с странною дрожью в голосе. Я горячо поцеловал
его.
- Милый... будь всегда так же чист душой, как теперь.
Никогда в жизни я еще не целовал его, никогда бы я не мог вообразить,
что он сам захочет.
Глава шестая
I.
"Разумеется, ехать! - решил было я, поспешая домой, - сейчас же ехать.
Весьма вероятно, что застану ее дома одну; одну или с кем-нибудь - все
равно: можно вызвать. Она меня примет; удивится, но примет. А не примет, то
я настою, чтоб приняла, пошлю сказать, что крайне нужно. Она подумает, что
что-нибудь о документе, и примет. И узнаю все об Татьяне. А там... а там что
ж? Если я не прав, я ей заслужу, а если я прав, а она виновата, то ведь
тогда уж конец всему! Во всяком случае - конец всему! Что ж я проигрываю?
Ничего не проигрываю. Ехать! Ехать!"
И вот, никогда не забуду и с гордостью вспомяну, что я не поехал! Это
никому не будет известно, так и умрет, но довольно и того, что это мне
известно и что я в такую минуту был способен на благороднейшее мгновение!
"Это искушение, а я пройду мимо его, - решил я наконец, одумавшись, - меня
пугали фактом, а я не поверил и не потерял веру в ее чистоту! И зачем ехать,
о чем справляться? Почему она так непременно должна была верить в меня, как
я в нее, в мою "чистоту", не побояться "пылкости" и не заручиться Татьяной?
Я еще не заслужил этого в ее глазах. Пусть, пусть она не знает, что я
заслуживаю, что я не соблазняюсь "искушениями", что я не верю злым на нее
наветам: зато я сам это знаю и буду себя уважать за это. Уважать свое
чувство. О да, она допустила меня высказаться при Татьяне, она допустила
Татьяну, она знала, что тут сидит и подслушивает Татьяна (потому что та не
могла не подслушивать), она знала, что та надо мной смеется, - это ужасно,
ужасно! Но... но ведь - если невозможно было этого избежать? Что ж она могла
сделать в давешнем положении и как же ее за это винить? Ведь налгал же я ей
давеча сам про Крафта, ведь обманул же и я ее, потому что невозможно было
тоже этого избежать, и я невольно, невинно налгал. Боже мой! - воскликнул я
вдруг, мучительно