трого, ни малейшей улыбки. В глазах неподвижная идея.
- Я бился весь день и употребил все меры, - продолжал он
сосредоточенно, - все рушилось, а в будущем ужас... (NB. Он так и не был у
князя Николая Ивановича.) Я видел Жибельского, это человек невозможный.
Видите: сначала надо иметь деньги, а потом мы увидим. А если и с деньгами не
удастся, тогда... Но я сегодня решился об этом не думать. Добудем сегодня
только деньги, а завтра все увидим. Ваш третьегодняшний выигрыш еще цел до
копейки. Там без трех рублей три тысячи. За вычетом вашего долга, вам
остается сдачи триста сорок рублей. Возьмите их и еще семьсот, чтоб была
тысяча, а я возьму остальные две. Затем сядем у Зерщикова на двух разных
концах и попробуем выиграть десять тысяч - может, что-нибудь сделаем, не
выиграем - тогда... Впрочем, только это и остается.
Он фатально посмотрел на меня.
- Да, да! - вскричал я вдруг, точно воскресая, - едем! Я только вас и
ждал...
Замечу, что я ни одного мгновения не думал в эти часы о рулетке.
- А подлость? А низость поступка? - спросил вдруг князь.
- Это что мы на рулетку-то! Да это все! - вскричал я, - деньги все! Это
только мы с вами святые, а Бьоринг продал же себя. Анна Андреевна продала же
себя, а Версилов - слышали вы, что Версилов маньяк? Маньяк! Маньяк!
- Вы здоровы, Аркадий Макарович? У вас какие-то странные глаза.
- Это вы, чтоб без меня уехать? Да я от вас теперь не отстану. Недаром
мне всю ночь игра снилась. Едем, едем! - вскрикивал я, точно вдруг нашел
всему разгадку.
- Ну так едем, хоть вы и в лихорадке, а там...
Он не договорил. Тяжелое, ужасное было у него лицо. Мы уже выходили.
- Знаете ли, - сказал он вдруг, приостановившись в дверях, - что есть и
еще один выход из беды, кроме игры?
- Какой?
- Княжеский!
- Что же? Что же?
- Потом узнаете что. Знайте только, что я уже его недостоин, потому что
опоздал. Едем, а вы попомните мое слово. Попробуем выход лакейский... И
разве я не знаю, что я сознательно, с полной волей, еду и действую как
лакей!
VI.
Я полетел на рулетку, как будто в ней сосредоточилось все мое спасение,
весь выход, а между тем, как сказал уже, до приезда князя я об ней и не
думал. Да и играть ехал я не для себя, а на деньги князя для князя же;
осмыслить не могу, что влекло меня, но влекло непреоборимо. О, никогда эти
люди, эти лица, эти круперы, эти игорные крики, вся эта подлая зала у
Зерщикова, никогда не казалось мне все это так омерзительно, так мрачно, так
грубо и грустно, как в этот раз! Я слишком помню скорбь и грусть, по
временам хватавшую меня за сердце во все эти часы у стола. Но для чего я не
уезжал? Для чего выносил, точно принял на себя жребий, жертву, подвиг? Скажу
лишь одно: вряд ли я могу сказать про себя тогдашнего, что был в здравом
рассудке. А между тем никогда еще не играл я так разумно, как в этот вечер.
Я был молчалив и сосредоточен, внимателен и расчетлив ужасно; я был терпелив
и скуп и в то же время решителен в решительные минуты. Я поместился опять у
zйro, то есть опять между Зерщиковым и Афердовым, который всегда усаживался
подле Зерщикова справа; мне претило это место, но мне непременно хотелось
ставить на zйro, a все остальные места у zйro были заняты. Мы играли уже с
лишком час; наконец я увидел с своего места, что князь вдруг встал и,
бледный, п
- Я бился весь день и употребил все меры, - продолжал он
сосредоточенно, - все рушилось, а в будущем ужас... (NB. Он так и не был у
князя Николая Ивановича.) Я видел Жибельского, это человек невозможный.
Видите: сначала надо иметь деньги, а потом мы увидим. А если и с деньгами не
удастся, тогда... Но я сегодня решился об этом не думать. Добудем сегодня
только деньги, а завтра все увидим. Ваш третьегодняшний выигрыш еще цел до
копейки. Там без трех рублей три тысячи. За вычетом вашего долга, вам
остается сдачи триста сорок рублей. Возьмите их и еще семьсот, чтоб была
тысяча, а я возьму остальные две. Затем сядем у Зерщикова на двух разных
концах и попробуем выиграть десять тысяч - может, что-нибудь сделаем, не
выиграем - тогда... Впрочем, только это и остается.
Он фатально посмотрел на меня.
- Да, да! - вскричал я вдруг, точно воскресая, - едем! Я только вас и
ждал...
Замечу, что я ни одного мгновения не думал в эти часы о рулетке.
- А подлость? А низость поступка? - спросил вдруг князь.
- Это что мы на рулетку-то! Да это все! - вскричал я, - деньги все! Это
только мы с вами святые, а Бьоринг продал же себя. Анна Андреевна продала же
себя, а Версилов - слышали вы, что Версилов маньяк? Маньяк! Маньяк!
- Вы здоровы, Аркадий Макарович? У вас какие-то странные глаза.
- Это вы, чтоб без меня уехать? Да я от вас теперь не отстану. Недаром
мне всю ночь игра снилась. Едем, едем! - вскрикивал я, точно вдруг нашел
всему разгадку.
- Ну так едем, хоть вы и в лихорадке, а там...
Он не договорил. Тяжелое, ужасное было у него лицо. Мы уже выходили.
- Знаете ли, - сказал он вдруг, приостановившись в дверях, - что есть и
еще один выход из беды, кроме игры?
- Какой?
- Княжеский!
- Что же? Что же?
- Потом узнаете что. Знайте только, что я уже его недостоин, потому что
опоздал. Едем, а вы попомните мое слово. Попробуем выход лакейский... И
разве я не знаю, что я сознательно, с полной волей, еду и действую как
лакей!
VI.
Я полетел на рулетку, как будто в ней сосредоточилось все мое спасение,
весь выход, а между тем, как сказал уже, до приезда князя я об ней и не
думал. Да и играть ехал я не для себя, а на деньги князя для князя же;
осмыслить не могу, что влекло меня, но влекло непреоборимо. О, никогда эти
люди, эти лица, эти круперы, эти игорные крики, вся эта подлая зала у
Зерщикова, никогда не казалось мне все это так омерзительно, так мрачно, так
грубо и грустно, как в этот раз! Я слишком помню скорбь и грусть, по
временам хватавшую меня за сердце во все эти часы у стола. Но для чего я не
уезжал? Для чего выносил, точно принял на себя жребий, жертву, подвиг? Скажу
лишь одно: вряд ли я могу сказать про себя тогдашнего, что был в здравом
рассудке. А между тем никогда еще не играл я так разумно, как в этот вечер.
Я был молчалив и сосредоточен, внимателен и расчетлив ужасно; я был терпелив
и скуп и в то же время решителен в решительные минуты. Я поместился опять у
zйro, то есть опять между Зерщиковым и Афердовым, который всегда усаживался
подле Зерщикова справа; мне претило это место, но мне непременно хотелось
ставить на zйro, a все остальные места у zйro были заняты. Мы играли уже с
лишком час; наконец я увидел с своего места, что князь вдруг встал и,
бледный, п