рублевая была в жилетном кармане, я
просунул два пальца пощупать - и так и шел не вынимая руки. Отойдя шагов сто
по улице, я вынул ее посмотреть, посмотрел и хотел поцеловать. У подъезда
дома вдруг прогремела карета; швейцар отворил двери, и из дому вышла
садиться в карету дама, пышная, молодая, красивая, богатая, в шелку и
бархате, с двухаршинным хвостом. Вдруг хорошенький маленький портфельчик
выскочил у ней из руки и упал на землю; она села; лакей нагнулся поднять
вещицу, но я быстро подскочил, поднял и вручил даме, приподняв шляпу. (Шляпа
- цилиндр, я был одет, как молодой человек, недурно.) Дама сдержанно, но с
приятнейшей улыбкой проговорила мне: "Merci, мсье". Карета загремела. Я
поцеловал десятирублевую.
III.
Мне в этот же день надо было видеть Ефима Зверева, одного из прежних
товарищей по гимназии, бросившего гимназию и поступившего в Петербурге в
одно специальное высшее училище. Сам он не стоит описания, и, собственно, в
дружеских отношениях я с ним не был; но в Петербурге его отыскал; он мог (по
разным обстоятельствам, о которых говорить тоже не стоит) тотчас же сообщить
мне адрес одного Крафта, чрезвычайно нужного мне человека, только что тот
вернется из Вильно. Зверев ждал его именно сегодня или завтра, о чем
третьего дня дал мне знать. Идти надо было на Петербургскую сторону, но
усталости я не чувствовал.
Зверева (ему тоже было лет девятнадцать) я застал на дворе дома его
тетки, у которой он временно проживал. Он только что пообедал и ходил по
двору на ходулях; тотчас же сообщил мне, что Крафт приехал еще вчера и
остановился на прежней квартире, тут же на Петербургской, и что он сам
желает как можно скорее меня видеть, чтобы немедленно сообщить нечто нужное.
- Куда-то едет опять, - прибавил Ефим.
Так как видеть Крафта в настоящих обстоятельствах для меня было
капитально важно, то я и попросил Ефима тотчас же свести меня к нему на
квартиру, которая, оказалось, была в двух шагах, где-то в переулке. Но
Зверев объявил, что час тому уж его встретил и что он прошел к Дергачеву.
- Да пойдем к Дергачеву, что ты все отнекиваешься; трусишь?
Действительно, Крафт мог засидеться у Дергачева, и тогда где же мне его
ждать? К Дергачеву я не трусил, но идти не хотел, несмотря на то что Ефим
тащил меня туда уже третий раз. И при этом "трусишь" всегда произносил с
прескверной улыбкой на мой счет. Тут была не трусость, объявляю заранее, а
если я боялся, то совсем другого. На этот раз пойти решился; это тоже было в
двух шагах. Дорогой я спросил Ефима, все ли еще он держит намерение бежать в
Америку?
- Может, и подожду еще, - ответил он с легким смехом.
Я его не так любил, даже не любил вовсе. Он был очень бел волосами, с
полным, слишком белым лицом, даже неприлично белым, до детскости, а ростом
даже выше меня, но принять его можно было не иначе как за семнадцатилетнего.
Говорить с ним было не о чем.
- Да что ж там? неужто всегда толпа? - справился я для основательности.
- Да чего ты все трусишь? - опять засмеялся он.
- Убирайся к черту, - рассердился я.
- Вовсе не толпа. Приходят только знакомые, и уж все свои, будь покоен.
- Да черт ли мне за дело, свои или не свои! Я вот разве там свой?
Почему они во мне могут быть уверены?
- Я тебя привел, и довольно. О тебе даже слышали. Крафт тоже может о
тебе заявить.
просунул два пальца пощупать - и так и шел не вынимая руки. Отойдя шагов сто
по улице, я вынул ее посмотреть, посмотрел и хотел поцеловать. У подъезда
дома вдруг прогремела карета; швейцар отворил двери, и из дому вышла
садиться в карету дама, пышная, молодая, красивая, богатая, в шелку и
бархате, с двухаршинным хвостом. Вдруг хорошенький маленький портфельчик
выскочил у ней из руки и упал на землю; она села; лакей нагнулся поднять
вещицу, но я быстро подскочил, поднял и вручил даме, приподняв шляпу. (Шляпа
- цилиндр, я был одет, как молодой человек, недурно.) Дама сдержанно, но с
приятнейшей улыбкой проговорила мне: "Merci, мсье". Карета загремела. Я
поцеловал десятирублевую.
III.
Мне в этот же день надо было видеть Ефима Зверева, одного из прежних
товарищей по гимназии, бросившего гимназию и поступившего в Петербурге в
одно специальное высшее училище. Сам он не стоит описания, и, собственно, в
дружеских отношениях я с ним не был; но в Петербурге его отыскал; он мог (по
разным обстоятельствам, о которых говорить тоже не стоит) тотчас же сообщить
мне адрес одного Крафта, чрезвычайно нужного мне человека, только что тот
вернется из Вильно. Зверев ждал его именно сегодня или завтра, о чем
третьего дня дал мне знать. Идти надо было на Петербургскую сторону, но
усталости я не чувствовал.
Зверева (ему тоже было лет девятнадцать) я застал на дворе дома его
тетки, у которой он временно проживал. Он только что пообедал и ходил по
двору на ходулях; тотчас же сообщил мне, что Крафт приехал еще вчера и
остановился на прежней квартире, тут же на Петербургской, и что он сам
желает как можно скорее меня видеть, чтобы немедленно сообщить нечто нужное.
- Куда-то едет опять, - прибавил Ефим.
Так как видеть Крафта в настоящих обстоятельствах для меня было
капитально важно, то я и попросил Ефима тотчас же свести меня к нему на
квартиру, которая, оказалось, была в двух шагах, где-то в переулке. Но
Зверев объявил, что час тому уж его встретил и что он прошел к Дергачеву.
- Да пойдем к Дергачеву, что ты все отнекиваешься; трусишь?
Действительно, Крафт мог засидеться у Дергачева, и тогда где же мне его
ждать? К Дергачеву я не трусил, но идти не хотел, несмотря на то что Ефим
тащил меня туда уже третий раз. И при этом "трусишь" всегда произносил с
прескверной улыбкой на мой счет. Тут была не трусость, объявляю заранее, а
если я боялся, то совсем другого. На этот раз пойти решился; это тоже было в
двух шагах. Дорогой я спросил Ефима, все ли еще он держит намерение бежать в
Америку?
- Может, и подожду еще, - ответил он с легким смехом.
Я его не так любил, даже не любил вовсе. Он был очень бел волосами, с
полным, слишком белым лицом, даже неприлично белым, до детскости, а ростом
даже выше меня, но принять его можно было не иначе как за семнадцатилетнего.
Говорить с ним было не о чем.
- Да что ж там? неужто всегда толпа? - справился я для основательности.
- Да чего ты все трусишь? - опять засмеялся он.
- Убирайся к черту, - рассердился я.
- Вовсе не толпа. Приходят только знакомые, и уж все свои, будь покоен.
- Да черт ли мне за дело, свои или не свои! Я вот разве там свой?
Почему они во мне могут быть уверены?
- Я тебя привел, и довольно. О тебе даже слышали. Крафт тоже может о
тебе заявить.