ни единого слова; но
я даже думаю, что, может быть, и совсем излечился. О Катерине Николаевне
говорим иногда лишь я да Татьяна Павловна, да и то по секрету. Теперь
Катерина Николаевна за границей; я виделся с нею перед отъездом и был у ней
несколько раз. Из-за границы я уже получил от нее два письма и отвечал на
них. Но о содержании наших писем и о том, о чем мы переговорили, прощаясь
перед отъездом, я умолчу: это уже другая история, совсем новая история, и
даже, может быть, вся она еще в будущем. Я даже и с Татьяной Павловной о
некоторых вещах умалчиваю; но довольно. Прибавлю лишь, что Катерина
Николаевна не замужем и путешествует с Пелищевыми. Отец ее скончался, и она
- богатейшая из вдов. В настоящую минуту она в Париже. Разрыв ее с Бьорингом
произошел быстро и как бы сам собой, то есть в высшей степени натурально.
Впрочем, расскажу об этом.
В утро той страшной сцены рябой, тот самый, к которому перешли Тришатов
и друг его, успел известить Бьоринга о предстоящем злоумышлении. Это
случилось таким образом: Ламберт все-таки склонил его к участию вместе и,
овладев тогда документом, сообщил ему все подробности и все обстоятельства
предприятия, а наконец, и самый последний момент их плана, то есть когда
Версилов выдумал комбинацию об обмане Татьяны Павловны. Но в решительное
мгновение рябой предпочел изменить Ламберту, будучи благоразумнее их всех и
предвидя в проектах их возможность уголовщины. Главное же: он почитал
благодарность Бьоринга гораздо вернее фантастического плана неумелого, но
горячего Ламберта и почти помешанного от страсти Версилова. Все это я узнал
потом от Тришатова. Кстати, я не знаю и не понимаю отношений Ламберта к
рябому и почему Ламберт не мог без него обойтись. Но гораздо любопытнее для
меня вопрос: зачем нужен был Ламберту Версилов, тогда как Ламберт, имея уже
в руках документ, совершенно бы мог обойтись без его помощи? Ответ мне
теперь ясен: Версилов нужен был ему, во-первых, по знанию обстоятельств, а
главное, Версилов был нужен ему, в случае переполоха или какой беды, чтобы
свалить на него всю ответственность. А так как денег Версилову было не надо,
то Ламберт и почел его помощь даже весьма не лишнею. Но Бьоринг не поспел
тогда вовремя. Он прибыл уже через час после выстрела, когда квартира
Татьяны Павловны представляла уже совсем другой вид. А именно: минут пять
спустя после того как Версилов упал на ковер окровавленный, приподнялся и
встал Ламберт, которого мы все считали убитым. Он с удивлением осмотрелся,
вдруг быстро сообразил и вышел в кухню, не говоря ни слова, там надел свою
шубу и исчез навсегда. "Документ" он оставил на столе. Я слышал, что он даже
не был и болен, а лишь немного похворал; удар револьвером ошеломил его и
вызвал кровь, не произведя более никакой беды. Меж тем Тришатов уже убежал
за доктором; но еще до доктора очнулся и Версилов, а еще до Версилова
Татьяна Павловна, приведя в чувство Катерину Николаевну, успела отвезти ее к
ней домой. Таким образом, когда вбежал к нам Бьоринг, то в квартире Татьяны
Павловны находились лишь я, доктор, больной Версилов и мама, еще больная, но
прибывшая к нему вне себя и за которой сбегал тот же Тришатов. Бьоринг
посмотрел с недоумением и, как только узнал, что Катерина Николаевна уже
уехала, тотчас отправился к ней, не сказав у нас ни слова.
Он был смущен; он ясно видел,
я даже думаю, что, может быть, и совсем излечился. О Катерине Николаевне
говорим иногда лишь я да Татьяна Павловна, да и то по секрету. Теперь
Катерина Николаевна за границей; я виделся с нею перед отъездом и был у ней
несколько раз. Из-за границы я уже получил от нее два письма и отвечал на
них. Но о содержании наших писем и о том, о чем мы переговорили, прощаясь
перед отъездом, я умолчу: это уже другая история, совсем новая история, и
даже, может быть, вся она еще в будущем. Я даже и с Татьяной Павловной о
некоторых вещах умалчиваю; но довольно. Прибавлю лишь, что Катерина
Николаевна не замужем и путешествует с Пелищевыми. Отец ее скончался, и она
- богатейшая из вдов. В настоящую минуту она в Париже. Разрыв ее с Бьорингом
произошел быстро и как бы сам собой, то есть в высшей степени натурально.
Впрочем, расскажу об этом.
В утро той страшной сцены рябой, тот самый, к которому перешли Тришатов
и друг его, успел известить Бьоринга о предстоящем злоумышлении. Это
случилось таким образом: Ламберт все-таки склонил его к участию вместе и,
овладев тогда документом, сообщил ему все подробности и все обстоятельства
предприятия, а наконец, и самый последний момент их плана, то есть когда
Версилов выдумал комбинацию об обмане Татьяны Павловны. Но в решительное
мгновение рябой предпочел изменить Ламберту, будучи благоразумнее их всех и
предвидя в проектах их возможность уголовщины. Главное же: он почитал
благодарность Бьоринга гораздо вернее фантастического плана неумелого, но
горячего Ламберта и почти помешанного от страсти Версилова. Все это я узнал
потом от Тришатова. Кстати, я не знаю и не понимаю отношений Ламберта к
рябому и почему Ламберт не мог без него обойтись. Но гораздо любопытнее для
меня вопрос: зачем нужен был Ламберту Версилов, тогда как Ламберт, имея уже
в руках документ, совершенно бы мог обойтись без его помощи? Ответ мне
теперь ясен: Версилов нужен был ему, во-первых, по знанию обстоятельств, а
главное, Версилов был нужен ему, в случае переполоха или какой беды, чтобы
свалить на него всю ответственность. А так как денег Версилову было не надо,
то Ламберт и почел его помощь даже весьма не лишнею. Но Бьоринг не поспел
тогда вовремя. Он прибыл уже через час после выстрела, когда квартира
Татьяны Павловны представляла уже совсем другой вид. А именно: минут пять
спустя после того как Версилов упал на ковер окровавленный, приподнялся и
встал Ламберт, которого мы все считали убитым. Он с удивлением осмотрелся,
вдруг быстро сообразил и вышел в кухню, не говоря ни слова, там надел свою
шубу и исчез навсегда. "Документ" он оставил на столе. Я слышал, что он даже
не был и болен, а лишь немного похворал; удар револьвером ошеломил его и
вызвал кровь, не произведя более никакой беды. Меж тем Тришатов уже убежал
за доктором; но еще до доктора очнулся и Версилов, а еще до Версилова
Татьяна Павловна, приведя в чувство Катерину Николаевну, успела отвезти ее к
ней домой. Таким образом, когда вбежал к нам Бьоринг, то в квартире Татьяны
Павловны находились лишь я, доктор, больной Версилов и мама, еще больная, но
прибывшая к нему вне себя и за которой сбегал тот же Тришатов. Бьоринг
посмотрел с недоумением и, как только узнал, что Катерина Николаевна уже
уехала, тотчас отправился к ней, не сказав у нас ни слова.
Он был смущен; он ясно видел,