ла дама, тут же близ ворот,
отворив дверь в мелочную лавочку; но ей там, кажется, ничего не ответили или
даже прогнали, и она сходила с крылечка вниз, с надрывом и злобой.
- Да где же здесь дворник? - прокричала она, топнув ногой. Я давно уже
узнал этот голос.
- Я иду в квартиру номер тринадцать, - подошел я к ней, - кого угодно?
- Я уже целый час ищу дворника, у всех спрашиваю, по всем лестницам
взбиралась.
- Это на дворе. Вы меня не узнаете? Но она уже узнала меня.
- Вам Версилова; вы имеете до него дело, и я тоже, - продолжал я, - я
пришел с ним распроститься навеки. Пойдемте.
- Вы его сын?
- Это ничего не значит. Впрочем, положим, что сын, хотя я Долгорукий, я
незаконнорожденный. У этого господина бездна незаконнорожденных детей. Когда
требуют совесть и честь, и родной сын уходит из дому. Это еще в Библии. К
тому же он получил наследство, а я не хочу разделять его и иду с трудами рук
моих. Когда надо, великодушный жертвует даже жизнью; Крафт застрелился,
Крафт, из-за идеи, представьте, молодой человек, подавал надежды... Сюда,
сюда! Мы в отдельном флигеле. А это еще в Библии дети от отцов уходят и свое
гнездо основывают... Коли идея влечет... коли есть идея! Идея главное, в
идее все...
Я ей болтал в этом роде все время, пока мы взбирались к нам. Читатель,
вероятно, замечает, что я себя не очень щажу и отлично, где надо, аттестую:
я хочу выучиться говорить правду. Версилов был дома. Я вошел не сбросив
пальто, она тоже. Одета она была ужасно жидко: на темном платьишке болтался
сверху лоскуточек чего-то, долженствовавший изображать плащ или мантилью; на
голове у ней была старая, облупленная шляпка-матроска, очень ее не
красившая. Когда мы вошли в залу, мать сидела на своем обычном месте за
работой, а сестра вышла поглядеть из своей комнаты и остановилась в дверях.
Версилов, по обыкновению, ничего не делал и поднялся нам навстречу; он
уставился на меня строгим, вопросительным взглядом.
- Я тут ни при чем, - поспешил я отмахнуться и стал в сторонке, - я
встретил эту особу лишь у ворот; она вас разыскивала, и никто не мог ей
указать. Я же по своему собственному делу, которое буду иметь удовольствие
объяснить после них...
Версилов все-таки продолжал меня любопытно разглядывать.
- Позвольте, - нетерпеливо начала девушка; Версилов обратился к ней. -
Я долго думала, почему вам вздумалось оставить у меня вчера деньги... Я...
одним словом... Вот ваши деньги! - почти взвизгнула она, как давеча, и
бросила пачку кредиток на стол, - я вас в адресном столе должна была
разыскивать, а то бы раньше принесла. Слушайте, вы! - повернулась она вдруг
к матери, которая вся побледнела, - я не хочу вас оскорблять, вы имеете
честный вид и, может быть, это даже ваша дочь. Я не знаю, жена ли вы ему, но
знайте, что этот господин вырезает газетные объявления, где на последние
деньги публикуются гувернантки и учительницы, и ходит по этим несчастным,
отыскивая бесчестной поживы и втягивая их в беду деньгами. Я не понимаю, как
я могла взять от него вчера деньги! Он имел такой честный вид!.. Прочь, ни
одного слова! Вы негодяй, милостивый государь! Если б вы даже были и с
честными намерениями, то я не хочу вашей милостыни. Ни слова, ни слова! О,
как я рада, что обличила вас теперь перед вашими женщинами! Будьте вы
прокляты!
Она быстро выбежала, но с
отворив дверь в мелочную лавочку; но ей там, кажется, ничего не ответили или
даже прогнали, и она сходила с крылечка вниз, с надрывом и злобой.
- Да где же здесь дворник? - прокричала она, топнув ногой. Я давно уже
узнал этот голос.
- Я иду в квартиру номер тринадцать, - подошел я к ней, - кого угодно?
- Я уже целый час ищу дворника, у всех спрашиваю, по всем лестницам
взбиралась.
- Это на дворе. Вы меня не узнаете? Но она уже узнала меня.
- Вам Версилова; вы имеете до него дело, и я тоже, - продолжал я, - я
пришел с ним распроститься навеки. Пойдемте.
- Вы его сын?
- Это ничего не значит. Впрочем, положим, что сын, хотя я Долгорукий, я
незаконнорожденный. У этого господина бездна незаконнорожденных детей. Когда
требуют совесть и честь, и родной сын уходит из дому. Это еще в Библии. К
тому же он получил наследство, а я не хочу разделять его и иду с трудами рук
моих. Когда надо, великодушный жертвует даже жизнью; Крафт застрелился,
Крафт, из-за идеи, представьте, молодой человек, подавал надежды... Сюда,
сюда! Мы в отдельном флигеле. А это еще в Библии дети от отцов уходят и свое
гнездо основывают... Коли идея влечет... коли есть идея! Идея главное, в
идее все...
Я ей болтал в этом роде все время, пока мы взбирались к нам. Читатель,
вероятно, замечает, что я себя не очень щажу и отлично, где надо, аттестую:
я хочу выучиться говорить правду. Версилов был дома. Я вошел не сбросив
пальто, она тоже. Одета она была ужасно жидко: на темном платьишке болтался
сверху лоскуточек чего-то, долженствовавший изображать плащ или мантилью; на
голове у ней была старая, облупленная шляпка-матроска, очень ее не
красившая. Когда мы вошли в залу, мать сидела на своем обычном месте за
работой, а сестра вышла поглядеть из своей комнаты и остановилась в дверях.
Версилов, по обыкновению, ничего не делал и поднялся нам навстречу; он
уставился на меня строгим, вопросительным взглядом.
- Я тут ни при чем, - поспешил я отмахнуться и стал в сторонке, - я
встретил эту особу лишь у ворот; она вас разыскивала, и никто не мог ей
указать. Я же по своему собственному делу, которое буду иметь удовольствие
объяснить после них...
Версилов все-таки продолжал меня любопытно разглядывать.
- Позвольте, - нетерпеливо начала девушка; Версилов обратился к ней. -
Я долго думала, почему вам вздумалось оставить у меня вчера деньги... Я...
одним словом... Вот ваши деньги! - почти взвизгнула она, как давеча, и
бросила пачку кредиток на стол, - я вас в адресном столе должна была
разыскивать, а то бы раньше принесла. Слушайте, вы! - повернулась она вдруг
к матери, которая вся побледнела, - я не хочу вас оскорблять, вы имеете
честный вид и, может быть, это даже ваша дочь. Я не знаю, жена ли вы ему, но
знайте, что этот господин вырезает газетные объявления, где на последние
деньги публикуются гувернантки и учительницы, и ходит по этим несчастным,
отыскивая бесчестной поживы и втягивая их в беду деньгами. Я не понимаю, как
я могла взять от него вчера деньги! Он имел такой честный вид!.. Прочь, ни
одного слова! Вы негодяй, милостивый государь! Если б вы даже были и с
честными намерениями, то я не хочу вашей милостыни. Ни слова, ни слова! О,
как я рада, что обличила вас теперь перед вашими женщинами! Будьте вы
прокляты!
Она быстро выбежала, но с