но тот не успел еще
дойти до передней, как князь достукался того, что ему было нужно, и, живо
размахнув дверь, сам крикнул повеселевшим голосом:
- А... Друкарт!
Тот вернулся.
- Теперь... того... как оно... вот как: и этого жида взять... в сани...
и поезжайте... с ним... сейчас прямо... к митрополиту... Он добрый старик...
пусть посмотрит... все расскажите... И от меня... кланяйтесь... и скажите,
что жалко... а ничего не могу... как закон... Хорошенько... это понимаете.
- Слушаю-с.
- Да... что не могу... Очень, стало быть, хотел бы... да не могу... а
он очень добрый... понимаете...
- Очень добрый, ваше сиятельство.
- Так ему... я это предоставляю... и сам не вмешиваюсь, а... только
очень его... прошу... потому... если ему тоже жаль... он как там знает...
Может быть... просите и... петом мне скажете.
Князь докончил свою речь уже более живым и веселым тоном, сделал
решительный взмах рукою, повернулся и, гораздо повеселев, пошел в свои
внутренние покои; но, наверно, не за тем, чтобы спешить рассказать о своем
распоряжении в апартаментах княгини.
Командированный князем чиновник взял жида и покатил с ним в лавру, а я
получил с рассыльным клочок бумажки с сделанною наскоро карандашом надписью:
"Задержите ставку, - едем к митрополиту".
^TXV^U
Ставку на два-три часа задержать было возможно, и я это сделал; но к
чему все это могло повести?
Наши иерархи и вообще люди "духовного чина", как называет их в своем
замечательном "Словаре" покойный митрополит киевский Евгений Болховитинов, к
несчастию для общества почти совсем ему неизвестны с их самых лучших сторон.
Долженствуя стоять на самом свету, в виду у всех, они между тем почти
совершенно "проходят в тенях"; известные при жизни с одной чисто
официальной, служебной своей стороны, они не получают более полного и
интересного освещения даже и после смерти. Их некрологи, как недавно
справедлива замечено по поводу кончины бывшего архиепископа тобольского
Варлаама, составляют или сухой и жалкий перифраз их формулярных послужных
списков, или - что еще хуже - дают жалкий набор общих фраз, в которых,
пожалуй, можно заметить много усердия панегиристов, но зато и совершенное
отсутствие в них наблюдательности и понимания того, что в жизни человека,
сотканной из ежедневных мелочей, может репрезентовать его ум, характер,
взгляд и образ мыслей, - словом, что может показать человека с его
интереснейшей внутренней, духовной стороны, в простых житейских проявлениях.
Насколько превосходят нас в этом протестанты и католики, об этом и говорить
стыдно: меж тем как там мало-мальски замечательного духовного лица если не
заживо, то тотчас после смерти знают во всех его замечательных чертах, - мы
до сих пор не имеем живого очерка даже таких лищ как митрополит Филарет
Дроздов и архиепископ Иннокентий Борисов.
Может быть, это так нужно? - не знаю; но не в моей власти не
сомневаться, чтобы это было для чего-нибудь так нужно, - разве кроме той
обособленности пастырей от пасомых, которая не служит и не может служить в
пользу церкви.
Если благочестивая мысль весьма видных представителей богословской
науки пришла к сознанию необходимости - знакомить людей с жизнью самого
нашего господа Иисуса Христа со стороны _его человечности_, которая так
высока, поучитель
дойти до передней, как князь достукался того, что ему было нужно, и, живо
размахнув дверь, сам крикнул повеселевшим голосом:
- А... Друкарт!
Тот вернулся.
- Теперь... того... как оно... вот как: и этого жида взять... в сани...
и поезжайте... с ним... сейчас прямо... к митрополиту... Он добрый старик...
пусть посмотрит... все расскажите... И от меня... кланяйтесь... и скажите,
что жалко... а ничего не могу... как закон... Хорошенько... это понимаете.
- Слушаю-с.
- Да... что не могу... Очень, стало быть, хотел бы... да не могу... а
он очень добрый... понимаете...
- Очень добрый, ваше сиятельство.
- Так ему... я это предоставляю... и сам не вмешиваюсь, а... только
очень его... прошу... потому... если ему тоже жаль... он как там знает...
Может быть... просите и... петом мне скажете.
Князь докончил свою речь уже более живым и веселым тоном, сделал
решительный взмах рукою, повернулся и, гораздо повеселев, пошел в свои
внутренние покои; но, наверно, не за тем, чтобы спешить рассказать о своем
распоряжении в апартаментах княгини.
Командированный князем чиновник взял жида и покатил с ним в лавру, а я
получил с рассыльным клочок бумажки с сделанною наскоро карандашом надписью:
"Задержите ставку, - едем к митрополиту".
^TXV^U
Ставку на два-три часа задержать было возможно, и я это сделал; но к
чему все это могло повести?
Наши иерархи и вообще люди "духовного чина", как называет их в своем
замечательном "Словаре" покойный митрополит киевский Евгений Болховитинов, к
несчастию для общества почти совсем ему неизвестны с их самых лучших сторон.
Долженствуя стоять на самом свету, в виду у всех, они между тем почти
совершенно "проходят в тенях"; известные при жизни с одной чисто
официальной, служебной своей стороны, они не получают более полного и
интересного освещения даже и после смерти. Их некрологи, как недавно
справедлива замечено по поводу кончины бывшего архиепископа тобольского
Варлаама, составляют или сухой и жалкий перифраз их формулярных послужных
списков, или - что еще хуже - дают жалкий набор общих фраз, в которых,
пожалуй, можно заметить много усердия панегиристов, но зато и совершенное
отсутствие в них наблюдательности и понимания того, что в жизни человека,
сотканной из ежедневных мелочей, может репрезентовать его ум, характер,
взгляд и образ мыслей, - словом, что может показать человека с его
интереснейшей внутренней, духовной стороны, в простых житейских проявлениях.
Насколько превосходят нас в этом протестанты и католики, об этом и говорить
стыдно: меж тем как там мало-мальски замечательного духовного лица если не
заживо, то тотчас после смерти знают во всех его замечательных чертах, - мы
до сих пор не имеем живого очерка даже таких лищ как митрополит Филарет
Дроздов и архиепископ Иннокентий Борисов.
Может быть, это так нужно? - не знаю; но не в моей власти не
сомневаться, чтобы это было для чего-нибудь так нужно, - разве кроме той
обособленности пастырей от пасомых, которая не служит и не может служить в
пользу церкви.
Если благочестивая мысль весьма видных представителей богословской
науки пришла к сознанию необходимости - знакомить людей с жизнью самого
нашего господа Иисуса Христа со стороны _его человечности_, которая так
высока, поучитель