м ее внимание занимали Клячко, Лангевич,
Пустовойтова, наконец, папа Пий IX, от которого она тогда только что
возвратилась и была в восторге по причине его "божественного лица".
- Кротость, ласковость и... какое обхождение, - говорила она, - всякому
он что-нибудь... Пусть его бранят, что он выдумал непогрешимость и зачатие,
но какое мне дело! Это все в догматах... Боже мой! кто тут что-нибудь
разберет, а не все ли равно, как кто верит. Но какая прелесть... В одном
представлении было много русских: один знакомый профессор с двумя женами, то
есть с законной и с романической, - и купец из Риги, раскольник, - лечиться
ездил с дочерью, девушкою... Всех приняли - только раскольнику велели фрак
надеть. Старик никогда фрака не надевал, но купил и во фраке пришел... И он
со всеми, со всеми умел заговорить - с нами по-французски, а раскольнику
через переводчика напомнил что-то такое, будто они государю говорили, что "в
его новизнах есть старизна", или "старина". Говорят - это действительно так
было. Раскольник даже зарыдал: "Батюшка, говорит, откуда износишь сие,
отколь тебе все ведоме?" - упал в ноги и вставать не хочет. "Старина,
старина", говорит... Мне это нравится: с одной стороны находчивость, с
другой простота... Здесь теперь в моде Берсье: он изменил католичеству,
сделался пастором и все против папы... Я и его не осуждаю - у него талант,
но он не прав, и я ему прямо говорю: вы не правы; папу надо видеть; надо на
него глядеть без предубеждения, потому что с предубеждением все может
показаться дурно, - а без предубеждения...
Но только что она это высказала, - на повороте аллеи как из земли
вылупился Шерамур - и какой, - в каком виде и убранстве! Шершавый,
всклоченный, тощий, весь в пыли, как выскочивший из-под грязной застрехи
кот, с желтым листом в своей нечесаной бороде и прорехами на блузе и на
обоих коленах.
При появлении его я просто вздрогнул, перервал оживленный рассказ моей
дамы и, пользуясь правами короткого знакомства, взял ее за руку и шепнул:
- А вот посмотрите-ка без предубеждения.
- На кого? Вот на этого монстра?
- Да; я после расскажу вам, какое под этим заглавием содержание.
Она прищурилась, рассмотрела и... тоже вздрогнула.
- Это ужасно! - прошептала она вслед Шерамуру, когда он минул нас, не
удостоив не единого взгляда, с понурою, совершенно падающею головою. Надо
было думать, что нынешнюю ночь, а может быть и несколько ночей кряду, его
мало пожалел sergent de ville.
Моя дама схватилась за карман, достала портмоне и, вынимая оттуда
десять франков, сказала:
- Вы можете ему передать это?..
- О, да, - говорю, - с удовольствием. Но, позвольте, вот что мне пришло
в голову: вы ведь, верно, знакомы с кем-нибудь из здешних наших дипломатов?
- Еще бы - даже очень дружески.
- Помогите же этому бедняку.
- В чем?
- Надо узнать: преступник он или нет?
- Охотно, только если они знают. Но они, кажется, о русских никогда
ничего не знают.
- Они, - говорю, - могут узнать.
Она вызвалась поговорить с одним из близких ей людей в посольстве и
через два дня пишет мне, чтобы я прислал к ней Шерамура: она хотела дать ему
рекомендательную карточку, с которою тот должен пойти к г. N.N. Это был
видный чиновник посольства, который обещал принять и выслушать Шерамура, и,
если можно, помо
Пустовойтова, наконец, папа Пий IX, от которого она тогда только что
возвратилась и была в восторге по причине его "божественного лица".
- Кротость, ласковость и... какое обхождение, - говорила она, - всякому
он что-нибудь... Пусть его бранят, что он выдумал непогрешимость и зачатие,
но какое мне дело! Это все в догматах... Боже мой! кто тут что-нибудь
разберет, а не все ли равно, как кто верит. Но какая прелесть... В одном
представлении было много русских: один знакомый профессор с двумя женами, то
есть с законной и с романической, - и купец из Риги, раскольник, - лечиться
ездил с дочерью, девушкою... Всех приняли - только раскольнику велели фрак
надеть. Старик никогда фрака не надевал, но купил и во фраке пришел... И он
со всеми, со всеми умел заговорить - с нами по-французски, а раскольнику
через переводчика напомнил что-то такое, будто они государю говорили, что "в
его новизнах есть старизна", или "старина". Говорят - это действительно так
было. Раскольник даже зарыдал: "Батюшка, говорит, откуда износишь сие,
отколь тебе все ведоме?" - упал в ноги и вставать не хочет. "Старина,
старина", говорит... Мне это нравится: с одной стороны находчивость, с
другой простота... Здесь теперь в моде Берсье: он изменил католичеству,
сделался пастором и все против папы... Я и его не осуждаю - у него талант,
но он не прав, и я ему прямо говорю: вы не правы; папу надо видеть; надо на
него глядеть без предубеждения, потому что с предубеждением все может
показаться дурно, - а без предубеждения...
Но только что она это высказала, - на повороте аллеи как из земли
вылупился Шерамур - и какой, - в каком виде и убранстве! Шершавый,
всклоченный, тощий, весь в пыли, как выскочивший из-под грязной застрехи
кот, с желтым листом в своей нечесаной бороде и прорехами на блузе и на
обоих коленах.
При появлении его я просто вздрогнул, перервал оживленный рассказ моей
дамы и, пользуясь правами короткого знакомства, взял ее за руку и шепнул:
- А вот посмотрите-ка без предубеждения.
- На кого? Вот на этого монстра?
- Да; я после расскажу вам, какое под этим заглавием содержание.
Она прищурилась, рассмотрела и... тоже вздрогнула.
- Это ужасно! - прошептала она вслед Шерамуру, когда он минул нас, не
удостоив не единого взгляда, с понурою, совершенно падающею головою. Надо
было думать, что нынешнюю ночь, а может быть и несколько ночей кряду, его
мало пожалел sergent de ville.
Моя дама схватилась за карман, достала портмоне и, вынимая оттуда
десять франков, сказала:
- Вы можете ему передать это?..
- О, да, - говорю, - с удовольствием. Но, позвольте, вот что мне пришло
в голову: вы ведь, верно, знакомы с кем-нибудь из здешних наших дипломатов?
- Еще бы - даже очень дружески.
- Помогите же этому бедняку.
- В чем?
- Надо узнать: преступник он или нет?
- Охотно, только если они знают. Но они, кажется, о русских никогда
ничего не знают.
- Они, - говорю, - могут узнать.
Она вызвалась поговорить с одним из близких ей людей в посольстве и
через два дня пишет мне, чтобы я прислал к ней Шерамура: она хотела дать ему
рекомендательную карточку, с которою тот должен пойти к г. N.N. Это был
видный чиновник посольства, который обещал принять и выслушать Шерамура, и,
если можно, помо