Стал на своем и не уступает:
- Вы,- говорит,- мне в этом никак отказать не можете,- иначе я родства
отрекаюсь.
Этого маменька с тетенькой испугались и переглядываются друг на дружку:
дескать, что нам делать - как быть?
Иван Леонтьич настаивает:
- И то,- говорит,- поймите: можете ли вы еще отказать для одного
родства? Помните, что я его беру не для какой-нибудь своей забавы или для
удовольствия, а по церковной надобности. Посоветуйтесь-ка, можно ли в этом
отказать? Это отказать - все равно что для Бога отказать. А он ведь раб
Божий, и Бог с ним волен: вы его при себе хотите оставить, а Бог возьмет да
и не оставит.
Ужасно какой был на словах убедительный.
Маменька испугались.
- Полно тебе, пожалуйста, говорить такие страсти.
А дядя опять весело расхохотался.
- Ах, вороны-сударыни! Вы и слов-то силы не понимаете! Кто же не раб
божий? А я вот вижу, что вам самим ни на что не решиться, и я сам его у вас
из-под крыла вышибу...
И с этим хвать меня за плечо и говорит:
- Поднимайся сейчас, Миша, и одевай гостиное платье,- я тебе дядя и
старик, седых лет доживший. У меня внуки есть, и я тебя с собою беру на свое
попечение и велю со мной следовать.
Я смотрю на мать и на тетеньку, а самому мне так на нутре весело, и эта
дяденькина елецкая развязка очень мне нравится.
- Кого же,- говорю,- я должен слушать?
Дядя отвечает:
- Самого старшего надо слушать - меня и слушай. Я тебя не на век, а
всего на один час беру.
- Маменька!- вопию. - Что же вы мне прикажете?
Маменька отвечают:
- Что же... если всего на один час, так ничего - одевай гостиное платье
и иди проводи дядю; но больше одного часу ни одной минуты не оставайся.
Минуту промедлишь - умру со страху!
- Ну вот еще,- говорю,- приключение! Как это я могу в такой точности
знать, что час уже прошел и что новая минута начинается,- а вы меж тем
станете беспокоиться...
Дядя хохочет.
- На часы,- говорит,- на свои посмотришь и время узнаешь.
- У меня,- отвечаю,- своих часов нет.
- Ах, у тебя еще до сей поры даже и часов своих нет! Плохо же твое
дело!
А маменька отзываются:
- На что ему часы?
- Чтобы время знать.
- Ну... он еще млад... их заводить не сумеет... На улице слышно, как на
Богоявлении и на Девичьем монастыре часы бьют.
Я отвечаю:
- Вы разве не знаете, что на богоявленских часах вчера гиря сорвалась и
они не бьют.
- Ну так девичьи.
- А девичьих никогда не слышно.
Дядя вмешался и говорит:
- Ничего, ничего; одевайся скорей и не бойся просрочить. Мы с тобою
зайдем к часовщику, и я тебе в подарок часы куплю. Пусть у тебя за
провожанье дядина память будет.
Я как про часы услыхал - весь возгорелся: скорее у дяди руку чмок,
надел на себя гостиное платье и готов.
Маменька благословила и еще несколько раз сказала:
- Только на один час!
"ГЛАВА ШЕСТАЯ"
Дяденька был своего слова барин. Как только мы вышли, он говорит:
- Свисти скорее живейного извозчика - поедем к часовщику.
А у нас тогда, в Орле, путные люди на извозчиках по городу еще не
ездили. Ездили только какие-нибудь гуляки, а больше извозчики стояли для
наемщиков, которые в Орле за других во все места в солдаты нанимались.
Я говорю:
- Я, дяденька, свистать умею, но не могу, потому что у
- Вы,- говорит,- мне в этом никак отказать не можете,- иначе я родства
отрекаюсь.
Этого маменька с тетенькой испугались и переглядываются друг на дружку:
дескать, что нам делать - как быть?
Иван Леонтьич настаивает:
- И то,- говорит,- поймите: можете ли вы еще отказать для одного
родства? Помните, что я его беру не для какой-нибудь своей забавы или для
удовольствия, а по церковной надобности. Посоветуйтесь-ка, можно ли в этом
отказать? Это отказать - все равно что для Бога отказать. А он ведь раб
Божий, и Бог с ним волен: вы его при себе хотите оставить, а Бог возьмет да
и не оставит.
Ужасно какой был на словах убедительный.
Маменька испугались.
- Полно тебе, пожалуйста, говорить такие страсти.
А дядя опять весело расхохотался.
- Ах, вороны-сударыни! Вы и слов-то силы не понимаете! Кто же не раб
божий? А я вот вижу, что вам самим ни на что не решиться, и я сам его у вас
из-под крыла вышибу...
И с этим хвать меня за плечо и говорит:
- Поднимайся сейчас, Миша, и одевай гостиное платье,- я тебе дядя и
старик, седых лет доживший. У меня внуки есть, и я тебя с собою беру на свое
попечение и велю со мной следовать.
Я смотрю на мать и на тетеньку, а самому мне так на нутре весело, и эта
дяденькина елецкая развязка очень мне нравится.
- Кого же,- говорю,- я должен слушать?
Дядя отвечает:
- Самого старшего надо слушать - меня и слушай. Я тебя не на век, а
всего на один час беру.
- Маменька!- вопию. - Что же вы мне прикажете?
Маменька отвечают:
- Что же... если всего на один час, так ничего - одевай гостиное платье
и иди проводи дядю; но больше одного часу ни одной минуты не оставайся.
Минуту промедлишь - умру со страху!
- Ну вот еще,- говорю,- приключение! Как это я могу в такой точности
знать, что час уже прошел и что новая минута начинается,- а вы меж тем
станете беспокоиться...
Дядя хохочет.
- На часы,- говорит,- на свои посмотришь и время узнаешь.
- У меня,- отвечаю,- своих часов нет.
- Ах, у тебя еще до сей поры даже и часов своих нет! Плохо же твое
дело!
А маменька отзываются:
- На что ему часы?
- Чтобы время знать.
- Ну... он еще млад... их заводить не сумеет... На улице слышно, как на
Богоявлении и на Девичьем монастыре часы бьют.
Я отвечаю:
- Вы разве не знаете, что на богоявленских часах вчера гиря сорвалась и
они не бьют.
- Ну так девичьи.
- А девичьих никогда не слышно.
Дядя вмешался и говорит:
- Ничего, ничего; одевайся скорей и не бойся просрочить. Мы с тобою
зайдем к часовщику, и я тебе в подарок часы куплю. Пусть у тебя за
провожанье дядина память будет.
Я как про часы услыхал - весь возгорелся: скорее у дяди руку чмок,
надел на себя гостиное платье и готов.
Маменька благословила и еще несколько раз сказала:
- Только на один час!
"ГЛАВА ШЕСТАЯ"
Дяденька был своего слова барин. Как только мы вышли, он говорит:
- Свисти скорее живейного извозчика - поедем к часовщику.
А у нас тогда, в Орле, путные люди на извозчиках по городу еще не
ездили. Ездили только какие-нибудь гуляки, а больше извозчики стояли для
наемщиков, которые в Орле за других во все места в солдаты нанимались.
Я говорю:
- Я, дяденька, свистать умею, но не могу, потому что у