напротив того, был человек щаповатый (*24): любил держать себя очень
форсисто и говорил с таким хитрым извитием слов, что удивляться надо было
его речи; но зато характер имел легкий и увлекательный. Марой был пожилой
человек, за семьдесят лет, а Пимен средовек и изящен: имел волосы
курчавые, посредине пробор; брови кохловатые, лицо с подрумяночкой,
словом, велиар (*25). Вот в сих двух сосудах и забродила вдруг оцетность
(*26) терпкого пития, которое надлежало нам испить.
4
- Мост, который мы строили на восьми гранитных быках, уже высоко над
водой возрос, и в лето четвертого года мы стали на те столбы железные цепи
закладывать. Только тут было вышла маленькая задержка: стали мы разбирать
эти звенья и пригонять по меркам к каждой лунке стальные заклепы, как
оказалось, что многие болты длинны и отсекать их надо, а каждый тот болт,
- по-аглицки штанга стальная, и деланы они все в Англии, - отлит из
крепчайшей стали и толщины в руку рослого человека. Нагревать этих болтов
было нельзя, потому что тем сталь отпускается, а пилить ее никакой
инструмент не брал: но на все на это наш Марой, ковач, изымел вдруг такое
средство, что облепит это место, где надо отсечь, густою колоникой (*27)
из тележного колеса с песковым жвиром (*28), да и сунет всю эту штуку в
снег, и еще вокруг солью осыпет, и вертит и крутит; а потом оттуда ее
сразу выхватит, да на горячее ковало, и как треснет балдой, так, как
восковую свечу, будто ножницами и отстрижет. Англичане все и немцы
приходили на это хитрое Мароево умудренье смотрели, и глядят, глядят, да
вдруг рассмеются и заговорят сначала промеж себя по-своему, а потом на
нашем языке скажут:
"Так, русс! Твой молодец; твой карош физик понимай!"
А какой там "физик" мог понимать Марой: он о науке никакого и понятия
не имел, а произвел просто как его господь умудрил. А наш Пимен Иванов и
пошел об этом бахвалить. Значит, и пошло в обе стороны худо: одни все
причитали к науке, о которой тот наш Марой и помыслу не знал, а другие
заговорили, что над нами-де видимая божия благодать творит дивеса, каких
мы никогда и не зрели. И эта последняя вещь была для нас горше первыя. Я
вам докладывал, что Пимен Иванов был слабый человек и любосластец, а
теперь объясню, зачем мы его, однако, в своей артели содержали; он у нас
ездил в город за провизией, закупал какие надо покупки; мы его посылали на
почту паспорты и деньги ко дворам отправлять, и назад новые паспорты он
отбирал. Вообще, вот всю этакую справу чинил, и, по правде сказать, был он
нам человек в этом роде нужный и даже очень полезный. Настоящий степенный
старовер, разумеется, всегда подобной суеты чуждается и от общения с
чиновниками бежит, ибо от них мы, кроме досаждения, ничего не видели, но
Пимен рад суете, и у него на том берегу в городе завелось самое изобильное
знакомство: и торговцы, и господа, до которых ему по артельным делам
бывали касательства, все его знали и почитали его за первого у нас
человека. Мы этому случаю, разумеется, посмеивались, а он страсть как был
охоч с господами чаи пить да велеречить: те его нашим старшиною величают,
а он только улыбается да по нутру свою бороду расстилает. Одним словом
сказать, пустоша! И занесло этого нашего Пимена к одному немаловажному
лицу, у которого была жена из наших мест родом, такая была тоже
словесница, и
форсисто и говорил с таким хитрым извитием слов, что удивляться надо было
его речи; но зато характер имел легкий и увлекательный. Марой был пожилой
человек, за семьдесят лет, а Пимен средовек и изящен: имел волосы
курчавые, посредине пробор; брови кохловатые, лицо с подрумяночкой,
словом, велиар (*25). Вот в сих двух сосудах и забродила вдруг оцетность
(*26) терпкого пития, которое надлежало нам испить.
4
- Мост, который мы строили на восьми гранитных быках, уже высоко над
водой возрос, и в лето четвертого года мы стали на те столбы железные цепи
закладывать. Только тут было вышла маленькая задержка: стали мы разбирать
эти звенья и пригонять по меркам к каждой лунке стальные заклепы, как
оказалось, что многие болты длинны и отсекать их надо, а каждый тот болт,
- по-аглицки штанга стальная, и деланы они все в Англии, - отлит из
крепчайшей стали и толщины в руку рослого человека. Нагревать этих болтов
было нельзя, потому что тем сталь отпускается, а пилить ее никакой
инструмент не брал: но на все на это наш Марой, ковач, изымел вдруг такое
средство, что облепит это место, где надо отсечь, густою колоникой (*27)
из тележного колеса с песковым жвиром (*28), да и сунет всю эту штуку в
снег, и еще вокруг солью осыпет, и вертит и крутит; а потом оттуда ее
сразу выхватит, да на горячее ковало, и как треснет балдой, так, как
восковую свечу, будто ножницами и отстрижет. Англичане все и немцы
приходили на это хитрое Мароево умудренье смотрели, и глядят, глядят, да
вдруг рассмеются и заговорят сначала промеж себя по-своему, а потом на
нашем языке скажут:
"Так, русс! Твой молодец; твой карош физик понимай!"
А какой там "физик" мог понимать Марой: он о науке никакого и понятия
не имел, а произвел просто как его господь умудрил. А наш Пимен Иванов и
пошел об этом бахвалить. Значит, и пошло в обе стороны худо: одни все
причитали к науке, о которой тот наш Марой и помыслу не знал, а другие
заговорили, что над нами-де видимая божия благодать творит дивеса, каких
мы никогда и не зрели. И эта последняя вещь была для нас горше первыя. Я
вам докладывал, что Пимен Иванов был слабый человек и любосластец, а
теперь объясню, зачем мы его, однако, в своей артели содержали; он у нас
ездил в город за провизией, закупал какие надо покупки; мы его посылали на
почту паспорты и деньги ко дворам отправлять, и назад новые паспорты он
отбирал. Вообще, вот всю этакую справу чинил, и, по правде сказать, был он
нам человек в этом роде нужный и даже очень полезный. Настоящий степенный
старовер, разумеется, всегда подобной суеты чуждается и от общения с
чиновниками бежит, ибо от них мы, кроме досаждения, ничего не видели, но
Пимен рад суете, и у него на том берегу в городе завелось самое изобильное
знакомство: и торговцы, и господа, до которых ему по артельным делам
бывали касательства, все его знали и почитали его за первого у нас
человека. Мы этому случаю, разумеется, посмеивались, а он страсть как был
охоч с господами чаи пить да велеречить: те его нашим старшиною величают,
а он только улыбается да по нутру свою бороду расстилает. Одним словом
сказать, пустоша! И занесло этого нашего Пимена к одному немаловажному
лицу, у которого была жена из наших мест родом, такая была тоже
словесница, и