ичное вино - все это достойно ознаменовало годичный праздник.
Гости под конец обнимались, до небес превозносили вкус хозяина и потом
сели за карты. Мухояров кланялся и благодарил, говоря, что он, для счастья
угостить дорогих гостей, не пожалел третного будто бы жалованья.
К утру гости разъехались и разошлись, с грехом пополам, и опять все
смолкло в доме до ильина дня.
В этот день из посторонних были только в гостях у Обломова Иван
Герасимович и Алексеев, безмолвный и безответный гость, который звал в
начале рассказа Илью Ильича на первое мая. Обломов не только не хотел
уступить Ивану Матвеевичу, но старался блеснуть тонкостью и изяществом
угощения, неизвестными в этом углу.
Вместо жирной кулебяки явились начиненные воздухом пирожки; перед
супом подали устриц; цыплята в папильотках, с трюфелями, сладкие мяса,
тончайшая зелень, английский суп.
Посередине стола красовался громадный ананас, и кругом лежали персики,
вишни, абрикосы. В вазах - живые цветы.
Только принялись за суп, только Тарантьев обругал пирожки и повара за
глупую выдумку ничего не класть в них, как послышалось отчаянное скаканье и
лай собаки на цепи.
На двор въехал экипаж, и кто-то спрашивал Обломова. Все и рты
разинули.
- Кто-нибудь из прошлогодних знакомых вспомнил мои именины, - сказал
Обломов. - Дома нет, скажи - дома нет! - кричал он шопотом Захару.
Обедали в саду, в беседке. Захар бросился было отказать и столкнулся
на дорожке с Штольцем.
- Андрей Иваныч, - прохрипел он радостно.
- Андрей! - громко воззвал к нему Обломов и бросился обнимать его.
- Как я кстати, к самому обеду! - сказал Штольц. - Накорми меня; я
голоден. Насилу отыскал тебя!
- Пойдем, пойдем, садись! - суетливо говорил Обломов, сажая его подле
себя.
При появлении Штольца Тарантьев первый проворно переправился через
плетень и шагнул в огород; за ним скрылся за беседку Иван Матвеевич и исчез
в светлицу. Хозяйка тоже поднялась с места.
- Я помешал, - сказал Штольц вскакивая.
- Куда это, зачем? Иван Матвеич! Михей Андреич! - кричал Обломов.
Хозяйку он усадил на свое место, а Ивана Матвеевича и Тарантьева
дозваться не мог.
- Откуда, как, надолго ли? - посыпались вопросы.
Штольц приехал на две недели, по делам, и отправлялся в деревню, потом
в Киев и еще бог знает куда.
Штольц за столом говорил мало, но ел много: видно, что он в самом деле
был голоден. Прочие и подавно ели молча.
После обеда, когда все убрали со стола, Обломов велел оставить в
беседке шампанское и сельтерскую воду и остался вдвоем с Штольцем.
Они молчали некоторое время. Штольц пристально и долго глядел на него.
- Ну, Илья?! - сказал он наконец, но так строго, так вопросительно,
что Обломов смотрел вниз и молчал.
- Стало быть, "никогда"?
- Что "никогда"? - спросил Обломов, будто не понимая.
- Ты уж забыл: "Теперь или никогда!"
- Я не такой теперь... что был тогда, Андрей, - сказал он наконец. -
Дела мои, слава богу, в порядке: я не лежу праздно, план почти кончен,
выписываю два журнала; книги, что ты оставил, почти все прочитал...
- Отчего ж не приехал за границу? - спросил Штольц.
- За границу мне помешала приехать...
Он замялся.
- Ольга? - сказал Штольц, глядя на него выразительно.
Обломов вспыхнул.
- Как, ужели ты слышал... Где она теперь? - быстро спрос
Гости под конец обнимались, до небес превозносили вкус хозяина и потом
сели за карты. Мухояров кланялся и благодарил, говоря, что он, для счастья
угостить дорогих гостей, не пожалел третного будто бы жалованья.
К утру гости разъехались и разошлись, с грехом пополам, и опять все
смолкло в доме до ильина дня.
В этот день из посторонних были только в гостях у Обломова Иван
Герасимович и Алексеев, безмолвный и безответный гость, который звал в
начале рассказа Илью Ильича на первое мая. Обломов не только не хотел
уступить Ивану Матвеевичу, но старался блеснуть тонкостью и изяществом
угощения, неизвестными в этом углу.
Вместо жирной кулебяки явились начиненные воздухом пирожки; перед
супом подали устриц; цыплята в папильотках, с трюфелями, сладкие мяса,
тончайшая зелень, английский суп.
Посередине стола красовался громадный ананас, и кругом лежали персики,
вишни, абрикосы. В вазах - живые цветы.
Только принялись за суп, только Тарантьев обругал пирожки и повара за
глупую выдумку ничего не класть в них, как послышалось отчаянное скаканье и
лай собаки на цепи.
На двор въехал экипаж, и кто-то спрашивал Обломова. Все и рты
разинули.
- Кто-нибудь из прошлогодних знакомых вспомнил мои именины, - сказал
Обломов. - Дома нет, скажи - дома нет! - кричал он шопотом Захару.
Обедали в саду, в беседке. Захар бросился было отказать и столкнулся
на дорожке с Штольцем.
- Андрей Иваныч, - прохрипел он радостно.
- Андрей! - громко воззвал к нему Обломов и бросился обнимать его.
- Как я кстати, к самому обеду! - сказал Штольц. - Накорми меня; я
голоден. Насилу отыскал тебя!
- Пойдем, пойдем, садись! - суетливо говорил Обломов, сажая его подле
себя.
При появлении Штольца Тарантьев первый проворно переправился через
плетень и шагнул в огород; за ним скрылся за беседку Иван Матвеевич и исчез
в светлицу. Хозяйка тоже поднялась с места.
- Я помешал, - сказал Штольц вскакивая.
- Куда это, зачем? Иван Матвеич! Михей Андреич! - кричал Обломов.
Хозяйку он усадил на свое место, а Ивана Матвеевича и Тарантьева
дозваться не мог.
- Откуда, как, надолго ли? - посыпались вопросы.
Штольц приехал на две недели, по делам, и отправлялся в деревню, потом
в Киев и еще бог знает куда.
Штольц за столом говорил мало, но ел много: видно, что он в самом деле
был голоден. Прочие и подавно ели молча.
После обеда, когда все убрали со стола, Обломов велел оставить в
беседке шампанское и сельтерскую воду и остался вдвоем с Штольцем.
Они молчали некоторое время. Штольц пристально и долго глядел на него.
- Ну, Илья?! - сказал он наконец, но так строго, так вопросительно,
что Обломов смотрел вниз и молчал.
- Стало быть, "никогда"?
- Что "никогда"? - спросил Обломов, будто не понимая.
- Ты уж забыл: "Теперь или никогда!"
- Я не такой теперь... что был тогда, Андрей, - сказал он наконец. -
Дела мои, слава богу, в порядке: я не лежу праздно, план почти кончен,
выписываю два журнала; книги, что ты оставил, почти все прочитал...
- Отчего ж не приехал за границу? - спросил Штольц.
- За границу мне помешала приехать...
Он замялся.
- Ольга? - сказал Штольц, глядя на него выразительно.
Обломов вспыхнул.
- Как, ужели ты слышал... Где она теперь? - быстро спрос