крепостного моего человека, Захара Трофимова, что
вы приказали сообщить мне, что занимаемая мною квартира..."
Обломов остановился и прочитал написанное.
- Нескладно, - сказал он, - тут два раза сряду что, а там два раза
который.
Он пошептал и переставил слова: вышло, что который относится к этажу -
опять неловко. Кое-как переправил и начал думать, как бы избежать два раза
что.
Он то зачеркнет, то опять поставит слово. Раза три переставлял что, но
выходило или бессмыслица, или соседство с другим что.
- И не отвяжешься от этого другого-то что! - сказал он с нетерпением.
- Э! да черт с ним совсем, с письмом-то! Ломать голову из таких пустяков! Я
отвык деловые письма писать. А вот уж третий час в исходе.
- Захар, на вот тебе. - Он разорвал письмо на четыре части и бросил на
пол.
- Видел? - спросил он.
- Видел, - отвечал Захар, подбирая бумажки.
- Так не приставай больше с квартирой. А это что у тебя?
- А счеты-то.
- Ах ты, господи! Ты совсем измучишь меня! Ну сколько тут, говори
скорей!
- Да вот мяснику восемьдесят шесть рублей пятьдесят четыре копейки.
Илья Ильич всплеснул руками:
- Ты с ума сошел? Одному мяснику такую кучу денег?
- Не платили месяца три, так и будет куча! Вот оно тут записано, не
украли!
- Ну, как же ты не ядовитый? - сказал Обломов. - На мильон говядины
купил! Во что это в тебя идет? Добро бы впрок.
- Не я съел! - огрызался Захар.
- Нет! Не ел?
- Что ж вы мне хлебом-то попрекаете? Вот, смотрите!
И он совал ему счеты.
- Ну, еще кому? - говорил Илья Ильич, отталкивая с досадой замасленные
тетрадки.
- Еще сто двадцать один рубль восемнадцать копеек хлебнику да
зеленщику.
- Это разорение! Это ни на что не похоже! - говорил Обломов, выходя из
себя. - Что ты, корова, что ли, чтоб столько зелени сжевать...
- Нет! Я ядовитый человек! - с горечью заметил Захар, повернувшись
совсем стороной к барину. - Кабы не пускали Михея Андреича, так бы меньше
выходило! - прибавил он.
- Ну, сколько ж это будет всего, считай! - говорил Илья Ильич и сам
начал считать.
Захар делал ту же выкладку по пальцам.
- Черт знает, что за вздор выходит: всякий раз разное! - сказал
Обломов. - Ну, сколько у тебя? двести, что ли?
- Вот погодите, дайте срок! - говорил Захар, зажмуриваясь и ворча. -
Восемь десятков да десять десятков - восемнадцать, да два десятка...
- Ну, ты никогда этак не кончишь, - сказал Илья Ильич. - Поди-ка к
себе, а счеты подай мне завтра, да позаботься о бумаге и чернилах... Этакая
куча денег! Говорил, чтоб понемножку платить - нет, норовит все вдруг...
народец!
- Двести пять рублей семьдесят две копейки, - сказал Захар сосчитав. -
Денег пожалуйте.
- Как же, сейчас! Еще погоди: я поверю завтра...
- Воля ваша, Илья Ильич, они просят...
- Ну, ну, отстань! Сказал - завтра, так завтра и получишь. Иди к себе,
а я займусь: у меня поважнее есть забота.
Илья Ильич уселся на стуле, подобрал под себя ноги и не успел
задуматься, как раздался звонок.
Явился низенький человек, с умеренным брюшком, с белым лицом, румяными
щеками и лысиной, которую с затылка, как бахрома, окружали черные густые
волосы. Лысина была кругла, чиста и так лоснилась, как будто была выточена
из слоновой кости. Лицо гостя отличалось заботливо-внимательным ко всему,
на что
вы приказали сообщить мне, что занимаемая мною квартира..."
Обломов остановился и прочитал написанное.
- Нескладно, - сказал он, - тут два раза сряду что, а там два раза
который.
Он пошептал и переставил слова: вышло, что который относится к этажу -
опять неловко. Кое-как переправил и начал думать, как бы избежать два раза
что.
Он то зачеркнет, то опять поставит слово. Раза три переставлял что, но
выходило или бессмыслица, или соседство с другим что.
- И не отвяжешься от этого другого-то что! - сказал он с нетерпением.
- Э! да черт с ним совсем, с письмом-то! Ломать голову из таких пустяков! Я
отвык деловые письма писать. А вот уж третий час в исходе.
- Захар, на вот тебе. - Он разорвал письмо на четыре части и бросил на
пол.
- Видел? - спросил он.
- Видел, - отвечал Захар, подбирая бумажки.
- Так не приставай больше с квартирой. А это что у тебя?
- А счеты-то.
- Ах ты, господи! Ты совсем измучишь меня! Ну сколько тут, говори
скорей!
- Да вот мяснику восемьдесят шесть рублей пятьдесят четыре копейки.
Илья Ильич всплеснул руками:
- Ты с ума сошел? Одному мяснику такую кучу денег?
- Не платили месяца три, так и будет куча! Вот оно тут записано, не
украли!
- Ну, как же ты не ядовитый? - сказал Обломов. - На мильон говядины
купил! Во что это в тебя идет? Добро бы впрок.
- Не я съел! - огрызался Захар.
- Нет! Не ел?
- Что ж вы мне хлебом-то попрекаете? Вот, смотрите!
И он совал ему счеты.
- Ну, еще кому? - говорил Илья Ильич, отталкивая с досадой замасленные
тетрадки.
- Еще сто двадцать один рубль восемнадцать копеек хлебнику да
зеленщику.
- Это разорение! Это ни на что не похоже! - говорил Обломов, выходя из
себя. - Что ты, корова, что ли, чтоб столько зелени сжевать...
- Нет! Я ядовитый человек! - с горечью заметил Захар, повернувшись
совсем стороной к барину. - Кабы не пускали Михея Андреича, так бы меньше
выходило! - прибавил он.
- Ну, сколько ж это будет всего, считай! - говорил Илья Ильич и сам
начал считать.
Захар делал ту же выкладку по пальцам.
- Черт знает, что за вздор выходит: всякий раз разное! - сказал
Обломов. - Ну, сколько у тебя? двести, что ли?
- Вот погодите, дайте срок! - говорил Захар, зажмуриваясь и ворча. -
Восемь десятков да десять десятков - восемнадцать, да два десятка...
- Ну, ты никогда этак не кончишь, - сказал Илья Ильич. - Поди-ка к
себе, а счеты подай мне завтра, да позаботься о бумаге и чернилах... Этакая
куча денег! Говорил, чтоб понемножку платить - нет, норовит все вдруг...
народец!
- Двести пять рублей семьдесят две копейки, - сказал Захар сосчитав. -
Денег пожалуйте.
- Как же, сейчас! Еще погоди: я поверю завтра...
- Воля ваша, Илья Ильич, они просят...
- Ну, ну, отстань! Сказал - завтра, так завтра и получишь. Иди к себе,
а я займусь: у меня поважнее есть забота.
Илья Ильич уселся на стуле, подобрал под себя ноги и не успел
задуматься, как раздался звонок.
Явился низенький человек, с умеренным брюшком, с белым лицом, румяными
щеками и лысиной, которую с затылка, как бахрома, окружали черные густые
волосы. Лысина была кругла, чиста и так лоснилась, как будто была выточена
из слоновой кости. Лицо гостя отличалось заботливо-внимательным ко всему,
на что