ы то ни было для него надежды на чье бы то ни было заступление и
помощь. Но в деле этом были еще осложнения, силу и значение которых мог
настоящим образом понимать только человек, не совсем чуждый некоторым
общественным комбинациям.
Интролигатор, всхлипывая и раздирая свой "лапсардак", {Лапсардак -
коротенькая кофта с установленным числом завязок и бахромочек. Талмудисты
носят этот "жидовский мундир" под верхним платьем. (Прим. автора.)} сообщил
мне, что он очень долго искал своего кравца по Белой Церкви. Путаясь из
стодола в стодол с различными "мишурисами", которые умышленно давали ему
фальшивые сведения и водили его из двора в двор, чтобы схватить "хабара" и
проволочь время, он истратил на это бесполезно почти целый день, который у
беглеца не пропал даром. Когда интролигатор, после долгой суеты и бегства по
Белой Церкви и потом по Киеву, напал на заметенный лисьим хвостом волчий
след своего беглеца, тот уже спокойно сидел за лаврской стеною и готовился к
принятию святого крещения.
Ясно было, что этот плут задумал разорить своего контрагента
посредством профанации христианской купели, но как можно было обличить и
доказать его неискренность и преступное кощунство? Кто за это возьмется,
когда закон на стороне этого "оглашенного" и на его же стороне были силы,
которые мнились тогда еще сильнее закона. Хитрый жид, проживая год тому
назад у киевского Борта, усвоил себе некоторые сведения как о слабостях, так
и о силе и значении некоторых лиц, важных не столько по их собственному
официальному положению, сколько по их влиянию на лиц важного официального
положения. Таким лицом тогда по преимуществу была супруга покойного
генерал-губернатора князя Иллариона Илларионовича Васильчикова, княгиня
Екатерина Алексеевна (рожденная княжна Щербатова), о которой я уже упоминал
выше. Она тогда была в каком-то удивительно напряженном христианском
настроении, которое было преисполнено благих намерений, но всем этим
намерениям, как большинству всех благих намерений великосветских патронесс,
к сожалению, совсем недоставало одного: серьезности и практичности, без коих
все эти намерения часто приносят более вреда, чем пользы... Это что-то
роковое, вроде иронии судеб.
Религиозность княгини была совсем не в жанре нынешней великосветской
религиозности, заключающейся преимущественно в погоне за "оправданием
верою"; нет: княгиня Екатерина Алексеевна искала оправдания "делами" и
наделала их столько, что автор "Опыта исследования о доходах и имуществах
наших монастырей" должен был дать ей очень видное место. После княгини Анны
Алексеевны Орловой княгиня Васильчикова оказывается самою крупною из
титулованных монастырских строительниц. Она была фундаторкою весьма ныне из-
вестного общежительного близ Киева монастыря, который, по исследованию г-на
Ростиславова, владеет благодаря щедрости княгини тридцатью шестью верстами
земли и угодьями, которых не описал г-н Ростиславов. Но прежде чем оказывать
такое благодеяние вновь устроивавшемуся монастырю "старда Ионы", княгиня
была известна в Киеве как филантропка. Под ее покровительством Киев
ознакомился со всеми приемами современной общественной благотворительности;
при ней там пошли в ход лотереи, концерты, балы, маскарады и спектакли в
пользу бедных. Словом, при ней и благодаря ей "широко развилась" вся
помощь. Но в деле этом были еще осложнения, силу и значение которых мог
настоящим образом понимать только человек, не совсем чуждый некоторым
общественным комбинациям.
Интролигатор, всхлипывая и раздирая свой "лапсардак", {Лапсардак -
коротенькая кофта с установленным числом завязок и бахромочек. Талмудисты
носят этот "жидовский мундир" под верхним платьем. (Прим. автора.)} сообщил
мне, что он очень долго искал своего кравца по Белой Церкви. Путаясь из
стодола в стодол с различными "мишурисами", которые умышленно давали ему
фальшивые сведения и водили его из двора в двор, чтобы схватить "хабара" и
проволочь время, он истратил на это бесполезно почти целый день, который у
беглеца не пропал даром. Когда интролигатор, после долгой суеты и бегства по
Белой Церкви и потом по Киеву, напал на заметенный лисьим хвостом волчий
след своего беглеца, тот уже спокойно сидел за лаврской стеною и готовился к
принятию святого крещения.
Ясно было, что этот плут задумал разорить своего контрагента
посредством профанации христианской купели, но как можно было обличить и
доказать его неискренность и преступное кощунство? Кто за это возьмется,
когда закон на стороне этого "оглашенного" и на его же стороне были силы,
которые мнились тогда еще сильнее закона. Хитрый жид, проживая год тому
назад у киевского Борта, усвоил себе некоторые сведения как о слабостях, так
и о силе и значении некоторых лиц, важных не столько по их собственному
официальному положению, сколько по их влиянию на лиц важного официального
положения. Таким лицом тогда по преимуществу была супруга покойного
генерал-губернатора князя Иллариона Илларионовича Васильчикова, княгиня
Екатерина Алексеевна (рожденная княжна Щербатова), о которой я уже упоминал
выше. Она тогда была в каком-то удивительно напряженном христианском
настроении, которое было преисполнено благих намерений, но всем этим
намерениям, как большинству всех благих намерений великосветских патронесс,
к сожалению, совсем недоставало одного: серьезности и практичности, без коих
все эти намерения часто приносят более вреда, чем пользы... Это что-то
роковое, вроде иронии судеб.
Религиозность княгини была совсем не в жанре нынешней великосветской
религиозности, заключающейся преимущественно в погоне за "оправданием
верою"; нет: княгиня Екатерина Алексеевна искала оправдания "делами" и
наделала их столько, что автор "Опыта исследования о доходах и имуществах
наших монастырей" должен был дать ей очень видное место. После княгини Анны
Алексеевны Орловой княгиня Васильчикова оказывается самою крупною из
титулованных монастырских строительниц. Она была фундаторкою весьма ныне из-
вестного общежительного близ Киева монастыря, который, по исследованию г-на
Ростиславова, владеет благодаря щедрости княгини тридцатью шестью верстами
земли и угодьями, которых не описал г-н Ростиславов. Но прежде чем оказывать
такое благодеяние вновь устроивавшемуся монастырю "старда Ионы", княгиня
была известна в Киеве как филантропка. Под ее покровительством Киев
ознакомился со всеми приемами современной общественной благотворительности;
при ней там пошли в ход лотереи, концерты, балы, маскарады и спектакли в
пользу бедных. Словом, при ней и благодаря ей "широко развилась" вся