та sui
generis {Своего рода (лат.).} "христианская" благотворительность, которая во
многих своих чертах в наше время получила уже должную критическую оценку,
но, однако, и до сих пор практикуется обществом, потерявшим сознание о
прямых путях истинного христианского милосердия.
Одновременно с заботами о благотворении посредством учреждения
различных общественных забав княгиня получила большое влечение к улучшению
нравов и распространению христианской веры. - Здесь она была даже, кажется,
оригинальнее и смелее всех великосветских патронесс Петербурга, что, может
быть, следует приписать ее первенствующему и в некотором отношении
полновластному значению в Киеве, который с любопытством и с некоторого рода
благоговейным недоумением смотрел на затеи "своей княгини".
После целибата, царствовавшего в генерал-губернаторском доме в
бибиковское время, появление там женщины, не отказывавшей себе в
удовольствии дать обществу почувствовать ее присутствие, влияние ее было
очень заметно, и прежде всего оно вызвало в дамском кругу довольно сильную
ей подражательность.
С виду все это, пожалуй, как будто походило на что-то живое и даже
очень полезное, но потом многие начали понимать и толковать об этом иначе,
но не в этом дело: благотворения и морализация были так сильны, что даже из
"магдалинского приюта" для _кающихся_ проституток одно время было признано
полезным выдавать "магдалинок" замуж за солдат. Этим путем хотели "не
дозволить псу возвратиться на свою блевотину". Княгиня принимала самое
теплое участие в устройстве этих браков и давала даже _невестам_ приданое,
имевшее для солдатиков свою притягательную силу. Они женились на
"магдалинках", конечно всего менее заботясь о глубине и искренности их
раскаяния, "лишь бы получить сто рублей и кой-что из одежи". Затем,
разумеется, утешив княгиню актом своего бракосочетания и воспользовавшись
тем, чем каждый из супругов считал удобным для себя воспользоваться, они
сепарировались и расходились "кийждо восвояси"... Анекдоты при этом
случались самые курьезные. "Псы" опять возвращались на свою блевотину, но
только саморазврат заменялся развратом "по согласу", с мужнего позволения.
Словом, по иронии судьбы над аристократическою неумелостью и непониманием,
"последняя быша горше первых". Бывали случаи, что супруг-солдат с самого
своего свадебного пира сам отпускал свою новобрачную супругу к одному из
шаферов, в числе коих бывали "люди благородные", принимавшие на себя
шаферские обязанности, чтобы "быть на виду", угождая княгине участием в ее
гуманных затеях.
Женатых таким образом солдатиков трудно строго и винить за то, что они
так охотно сбывали с рук полученных ими избалованных жен. Куда ему, бедняку,
в его суровом положении, _такая жена_, с ее отвычкою от всякого тяжелого
труда и с навыком ко всякому "баловству"?
Солдатик, женившийся на проститутке всего чаще по инициативе
начальства, желавшего доставить субъекта, нужного для предположенной
княгинею "магдалининой свадьбы", подчинялся своему року и брал то, что ему
на что-нибудь годилось: а жену, обвыкшую "есть курку с маслом и пить сладкое
вино", сидя на офицерских коленях, пускал на все четыре стороны, из которых
та и выбирала любую, то есть ту самую, с которой она была больше освоена и
где она надеялась л
generis {Своего рода (лат.).} "христианская" благотворительность, которая во
многих своих чертах в наше время получила уже должную критическую оценку,
но, однако, и до сих пор практикуется обществом, потерявшим сознание о
прямых путях истинного христианского милосердия.
Одновременно с заботами о благотворении посредством учреждения
различных общественных забав княгиня получила большое влечение к улучшению
нравов и распространению христианской веры. - Здесь она была даже, кажется,
оригинальнее и смелее всех великосветских патронесс Петербурга, что, может
быть, следует приписать ее первенствующему и в некотором отношении
полновластному значению в Киеве, который с любопытством и с некоторого рода
благоговейным недоумением смотрел на затеи "своей княгини".
После целибата, царствовавшего в генерал-губернаторском доме в
бибиковское время, появление там женщины, не отказывавшей себе в
удовольствии дать обществу почувствовать ее присутствие, влияние ее было
очень заметно, и прежде всего оно вызвало в дамском кругу довольно сильную
ей подражательность.
С виду все это, пожалуй, как будто походило на что-то живое и даже
очень полезное, но потом многие начали понимать и толковать об этом иначе,
но не в этом дело: благотворения и морализация были так сильны, что даже из
"магдалинского приюта" для _кающихся_ проституток одно время было признано
полезным выдавать "магдалинок" замуж за солдат. Этим путем хотели "не
дозволить псу возвратиться на свою блевотину". Княгиня принимала самое
теплое участие в устройстве этих браков и давала даже _невестам_ приданое,
имевшее для солдатиков свою притягательную силу. Они женились на
"магдалинках", конечно всего менее заботясь о глубине и искренности их
раскаяния, "лишь бы получить сто рублей и кой-что из одежи". Затем,
разумеется, утешив княгиню актом своего бракосочетания и воспользовавшись
тем, чем каждый из супругов считал удобным для себя воспользоваться, они
сепарировались и расходились "кийждо восвояси"... Анекдоты при этом
случались самые курьезные. "Псы" опять возвращались на свою блевотину, но
только саморазврат заменялся развратом "по согласу", с мужнего позволения.
Словом, по иронии судьбы над аристократическою неумелостью и непониманием,
"последняя быша горше первых". Бывали случаи, что супруг-солдат с самого
своего свадебного пира сам отпускал свою новобрачную супругу к одному из
шаферов, в числе коих бывали "люди благородные", принимавшие на себя
шаферские обязанности, чтобы "быть на виду", угождая княгине участием в ее
гуманных затеях.
Женатых таким образом солдатиков трудно строго и винить за то, что они
так охотно сбывали с рук полученных ими избалованных жен. Куда ему, бедняку,
в его суровом положении, _такая жена_, с ее отвычкою от всякого тяжелого
труда и с навыком ко всякому "баловству"?
Солдатик, женившийся на проститутке всего чаще по инициативе
начальства, желавшего доставить субъекта, нужного для предположенной
княгинею "магдалининой свадьбы", подчинялся своему року и брал то, что ему
на что-нибудь годилось: а жену, обвыкшую "есть курку с маслом и пить сладкое
вино", сидя на офицерских коленях, пускал на все четыре стороны, из которых
та и выбирала любую, то есть ту самую, с которой она была больше освоена и
где она надеялась л